Словом, неподалёку играли бродячие музыканты, кто-то поодаль танцевал даже, а я стояла, смотря, как мужчина лет тридцати, усатый, рыжий, жонглирует факелами. Да смогла в толпе испариться, заметив приветливо мне заухмылявшегося Акима. Да ещё и очень кстати прикупила у торговки с лотком кулёк с засахаренным миндалём. И, чтобы лакомство в толпе не стырили голодные мальчишки — а у кого-то, судя по воплям, уже свистнули передо мной — отошла от толпы. Да, не видно дальнейшего, но зато миндалём приятно похрумкать.
Но миндаль едва не застрял у меня в горле, когда столкнулась с пристальным взглядом молодого мужчины, богато, но неброско одетого, то и дело задумчиво прикладывающегося к бутыли с вином.
Да этот же гад был с тем блондином, что меня оскорбил в трактире в первый мой день здесь! Да ещё и вылупился так… узнал будто.
Я назад отступила. Он вдруг растерянно встал и стал каким-то сгорбленным и даже жалким, отчаянно протянул ко мне свободную руку, позвал:
— Анжела!
Что тон его тогда насмешливый, что возможность моего облапывания по поводу принятия меня за другую бабу, меня не радовали. Потому торопливо отступила обратно в толпу.
На моём кульке, пока отчаянно смотрела на него из-за чужих плеч и голов, цепко сомкнулись чьи-то тонкие руки. Я укоризненно на ворюгу посмотрела. Кожа да кости, грязный, глаза голодные. И руку разжала. Проворчала:
— Ладно. Иди уж.
И меня царапнуло, как просияли от счастья его глаза, когда худые пальцы сжались на мешочке с заветным лакомством. Что ж, я себе ещё куплю. А кому-то и от этой мелочи будет целый праздник. Но с нищетой я ничего сделать не сумею. Не могу вступиться за пойманных воров, которых толпой избивали.
Но почему-то с того дня торговцы ничьих рук, ползших в мой карман, не хватали. Да, парни и мужики, старики хотели мне угодить, но рук за моим имуществом ко мне больше не тянулось. А я, смекнув запоздало, решила каждую неделю выдавать кому-нибудь из детей-попрошаек по кульку с засахаренным миндалём. Странное дело, они потом, когда шла уже с рынка, обычно обнаруживались где-нибудь неподалёку, да трескали всё вместе с другими товарищами из бедноты. Раз только один умыкнул всё, чтобы сожрать в одну харю. А последующие дни ковылял, потрёпанный больше обычного, да с фингалом под каждым глазом.
Что ж, так тоже можно жить. А надоест тут — подамся путешествовать с торговым караваном. И, может, где-нибудь в пути очарую своим искусством какого-нибудь принца! Ах, мечты, мечты! Но если местных менестрелей да болтунов послушать — и за искусство принцы да короли в девушек бедных влюблялись. Хотя, конечно, женщина в искусстве — это здесь в редкость было. Но если я, обычная самая девица… и вдруг принц! Мм…