А у того мужчины…
Но что тот мужчина делает?..
Душа Сандиаса — она все еще продолжала считать себя Сандиасом — растерянно вниз посмотрела, на второго мужчину. Раненного тоже, но раньше. Только что упавшего замертво. Он причинил той девушке боль своим притворством. Зачем он изобразил свою смерть?..
Но что он делает?..
А тот мужчина зачем-то прокусил свою губу нижнюю. Свое запястье. Вдруг сел. Встал. Прошел два шага, к Сандиасу. Точнее, к его бывшему телу. Да, теперь уже бывшему: вон, оно дернулось и затихло. Это предсмертная агония. После ничего уже не будет. У того, снизу. А сам Сандиас почему-то все еще был. Вот, стоял и смотрел сверху.
Кри Та Ран, по чьей кисти и подбородку сползали две горячие кровавые полосы, растапливающие падающий снег, оставляющие на нем яркие, ослепительно яркие и иначе блестящие разводы… Он почему-то опустился на колени у Сандиаса. Нет, у его тела. Бывшего тела. Все никак не привыкнуть!
Нет, он… наклонился? Э… губу ему зачем-то прокусил. Брр…
Душу, зависшую в воздухе, передернуло. А потом Кри Та ран отстранился, утирая рот. И в его крови, легшей поверх его крови, еще влажной, душа Сандиаса увидела как блеснули крохотные серебристые и темно-серебряные капли. Имплантаты?.. А, да, кажется, так эта пакость называлась у людей. Они зачем-то вживляют их в свою плоть. Э… Чтобы стать сильными? Смешные! А… Да… Воспоминания о прежней жизни и оставленном мире меркнут… Ненужные. Душе совсем не нужные. Но… А, чтобы вылечить.
Душа робко замерла у оставленного тела, уже неподвижного. Растерянно смотрела — ей, не имеющей глаз, все и так было видно — как руку прокушенную Кри Та Ран над его пробитым сердцем опустил. Чтобы и оттуда, и из той крови выскочили поблескивающие имплантаты. Упали в рану.
«Он думает, мне это поможет? Нет, кажется…»
Кри Та Ран выжидал. Долго. Кажется, долго. Потому что он начал волноваться — и волнение четко отразилось на его лице. А душе, оставившей тело, было уже как-то все равно. Она спокойно наблюдала, как человек возится над ним. А, нет… Не совсем человек.
«Он ведь тоже полуискусственный! — вдруг осознал Сандиас, та невидимая часть его, которая все еще осталась, почему-то осталась живой даже после его смерти, — У меня тело полуискусственное. И гены. А у Кри Та Рана тело полностью искусственное. И какая-то часть души вырезана и заменена искусственными частями. Жуткая сложная конструкция!»
Сейчас, когда Сандиас вгляделся в кристалл, бывший где-то в груди у Кри Та Рана, ему не по себе стало. Эта чужая штуковина… Эта преображенная, изуродованная, заточенная душа.