А когда поднял глаза от кровавых письмен, то вздрогнул.
Там, где лежала его Ну О, теперь лежала глыба льда. Сквозь кривую гладкую поверхность голубого льда просвечивало ее лицо, глаза прикрытые, руки, лежащие у тела. Как будто спать прилегла.
— У тебя есть двадцать лет, чтобы принести мне сюда кровь дракона, — тихо сказал старик, внезапно согнувшийся и как будто больше осунувшийся.
Волосы поредели его. Часть безжизненными лентами лежала у его ног, на коленях его.
Да и у Ян Лина такое чувство появилось, словно что—то тянет его к земле. Словно его что—то держит.
— Как найдешь — приходи сюда и позови Хэ У. Если найдешь, — он устало улыбнулся.
— И имя теперь носи мое, — улыбка старика теперь уже превратилась в оскал. — Ты теперь вместо меня будешь охотиться на дракона.
— Но господин… если вы охотились за драконами и до меня… разве не станут они настороже, если услышат из уст моих ваше имя?
— Пусть слышат, — расхохотался старик. — Пусть!
Миг — и не стало вокруг ничего. И старик жуткий исчез и тело Ну О, вмерзшее в лед.
— Привиделось? — устало спросил Ян Лин у пустоты вокруг. — Я теперь… проснусь?
— У тебя есть всего лишь двадцать лет, — голос прошелестел за спиной.
Но когда обернулся, то не было никого. Заливал дальний край пещеры ровный свет взошедшего солнца…
***
Он резко на постели сел, одеяло смахнув. Смахнул слезы со щеки, пот со лба. Потянулся, разминаясь. Потер шею. Ладонь на миг остановилась, почувствовав обезображенную, неровную шею и плечо под тонкими, чуткими пальцами.
— Пора уже, — губы шевельнулись беззвучно.
Сказал сам себе.
Бесшумно передвигаясь по комнате, достал сверток из—под отходивших половиц. Быстро одежды накинул черные. Черный тяжелый плащ, с красной вышитой каймой по бокам. Спрятал под черным платком лицо. Сложил одежду и подушку на скудной постели, одеялом прикрыв, будто там кто—то лежит. Бесшумно снял и поставил у окна раму с бумагой рисовой. Без звука выпрыгнул наружу. Раму за одни ему известные рейки перехватив, потолще других — сам же и чинил — вставил снаружи уже в оконный проем.
Поднапрягся, мимо стражей троих, карауливших с факелами у дверей, проскользнул. Обернись в этот миг бы хоть кто — приметили бы его — но он слишком тихо шел. Словно и не человек вовсе, а ветер прошелестел у зарослей леса бамбукового, росшего у дома, обнесенного высокой и твердой стеной, стражниками окруженного.
Беззвучно мужчина заскочил на забор и тотчас же перепрыгнул на вершины бамбука. Прошел, побежал по верхам, не упав и даже не покачнувшись ни разу.
Кажется, Час кабана уже закончился и наступил Час Мыши, когда он уже спрыгнул с бамбуковых стеблей на опушку. Далеко уже от оцепленной усадьбы.