— мне все же жутко представить было, что меч в моих руках лезвием своим будет чью—то плоть кроить. Вот нам в том году досталась курица, мама, вздохнув, ее убила, раскроив ей, дрожащей, грудь ножом, кровь на нее и меня брызнула, показались внутренности. Я внутренность прежде видела немного у рыб, но видеть труп живого только что существа, остывающий и немного дрожащий, было жутко.
А еще пугал указ учителя Хэя сказать родителям, что деньги его я нашла, когда ходила топиться. Как мои господа разгневаются, если признаюсь в таком малодушии и пренебрежении к телу, которое мне подарили они! Но раз мастер мне велел… или просто дал разумный совет? В общем, мне следовало подчиниться.
Тем более, лучше сказать, что с горя ходила топиться — я как девица смалодушничать вроде могу — чем врать, будто я под покровом ночи на свиданье к кому—то упорхнула. Мне в таких обстоятельствах запрещено было кого—то любить, тем более, если от него не будет выгоды никакой для семьи. И, хоть мать мне не раз намекала, что надо бы влюбленной мне притвориться, и что женщины все испокон веков так делают, ну кроме тех, кто как она получил счастье взаимно влюбиться и тянуться всею душою к своему любимому… короче, я так не могла.
Но мои сомнения и мысли разрушил вскрик спереди, громкий шлепок, будто что—то тяжелое упало с размаха в грязь. И крики потом напуганные. Кого—то там мучили!
Меч дрогнул у моей груди. Да, ты прав, магический клинок, если кого—то мучают, то настоящему воину надобно вступиться. Тут и первый способ для тренировки. Только… а я смогу?..
Рукоять многозначительно выползла на чуть из ножен.
— Да, ты прав, — тихо сказала я ему, — воина красит битва.
А я не хочу провести жизнь чьей—то жалкой подстилкой. Тем более, понимаю, что без талантов к игре на инструментах да в прочих искусствах, тем более, со внешностью такой и из нищей семьи, мне не светит место значимой куртизанки. Мне, должно быть, позволят только ублажать торговцев пьяных, да слуг своровавших или рабов. Мне там подняться шансов не будет. Тем более, не нужна мужчинам в жены девушка без чистоты. А из борделя ни одна не выходит чистой.
Вздохнув, меч решительно вынула из ножен — и он с легкостью на мрак ночной выскользнул — да ступила вперед.
Сверкнул внезапно клинок, проступила по лезвию вязь красновато—кровавых, светящихся письмен. Вроде то иероглифы, но непривычно округлые. Да знакомого не было среди них ни одного.
— Вперед, волшебный клинок! — тихо сказала ему. — И прости меня, если не доведется тебе в компании моей увидеть ни единой достойной битвы.