― Но это не твоя работа – держать подальше индустриальных хищников, а моя. Моя неудача, ― сказал Гэвин.
Когда мы с Куинном посмотрели на него, он повернулся к окну.
― Я хорош в этом бизнесе, потому что, на самом деле, музыкальная индустрия – это люди. Знать, что они хотят, что им нужно, и что они собираются делать дальше. Суть в том, что моя работа – узнавать людей, и я знаю тебя, Ноа. Ты хороший человек. А Дюк нет. Я все видел и должен был положить этому конец. Я должен был держать его подальше от вас обоих.
От слов Гэвина меня наполнили незнакомые сложные эмоции. Я не мог взглянуть на него.
― Если бы у нас было какое-то доказательство случившегося на самом деле, все было бы иначе, но мы стреляем впустую.
― Десять тысяч человек на этом фестивале, и мы не можем найти чертовых крохотных доказательств, ― сказал я себе. ― Это не имеет никакого смысла.
― Я думаю, это был просто угол. Большинство людей могли видеть только парня на сцене сзади, они не могли видеть, держал ли он нож перед собой, ― сказал Гэвин.
Мы втроем затихли и слушали сильные порывы ветра за окном. Солнечный свет проникал через гавань, отражаясь от воды.
― Постарайся отвлечься от всего этого, ― наконец сказал Гэвин. ― Отдохните оба. Держитесь подальше от интернета. У меня есть кому присмотреть за другими парнями. Давайте просто постараемся успокоиться, прежде чем мы узнаем реальный ущерб.
― В смысле? ― спросил я.
― Будут ли они выдвигать против тебя обвинения.
Я рад, что уточнил.
― Не могу поверить, что это происходит, ― сказал Куинн. ― Так быть не должно.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Лорел
Я была комком нервов, пока ждала Ноа в клубе «Грейвьярд» той ночью. В день, когда ему позвонили насчет собрания группы, мужчина был настолько подавлен, что больше не хотел дурачиться или шутить. Казалось, он хотел побыть один, поэтому я извинилась и, ссылаясь на свою воображаемую работу в городе, вернулась в отель. Я провела большую часть прошлой ночи и весь день в поисках новостей об обвинениях Ноа или объявлении Дюка, но никто не разнюхал ничего свежего. Я, казалось, была единственной, кто знал, что происходит встреча.
Было мало шансов, что на такой встрече произойдет что-то хорошее. Когда появится Ноа – если он вообще появится – он, вероятно, не будет слишком счастлив, но я все равно буду здесь.
Мои нервы были в огне по второстепенной, но не менее важной причине – важной, по крайней мере, для меня и моего рассудка. После того, как я покинула Ноа и вернулась в пустое безымянное уединение отеля, меня охватило чувство боли и одиночества, которое было совсем не похоже на то, что я чувствовала раньше. Одиночество, конечно же, никогда не было новым, ни для меня, ни для любого профессионала, но той ночью что-то было в этом более глубокое, более постоянное. Не то, чтобы одиночество стало еще больше. Может быть, по сравнению с тем, как я была счастлива с Ноа, это казалось пропастью.