Против этого утверждения Кате было что возразить, но она не стала. Зато спросила:
— Как тебя зовут?
— Айт понял, кто я. Я из рода Туи. Моё имя Гетальда. Как мне называть айю, хозяйку Манша?
— Айя Катерина, — ответил за Катю Данир. — Тебе пора, Гетальда из рода Туи.
— Айя Катерина, — она произнесла имя, смешно растягивая гласные, — позволь сделать тебе драгоценный подарок за то, что твой муж спас мне жизнь?
— Не нужно, — сказал Данир. — Моей жене я сам дарю драгоценности. Говори слова и уходи, кошка, не испытывай моё терпение. Ты не помнишь этот дом, не помнишь обо мне и моей жене. Н
Девушка тут же встала и, снова сложив руки, нараспев стала говорить какие-то слова, не на сантанском, поэтому Катя не понимала, но стала считать — шестнадцать…
За Гетальдой из рода Туи закрылась дверь.
— Ступай проводи её, Хорт, — велел Данир, и волк тут же выскользнул следом.
— Ты огорчена? — он взглянул на Катю. — Не беспокойся. Она не вернётся. Мы наконец побудем вдвоём…
— Данир, что это было? — перебила она. — Я заслуживаю хоть каких-то объяснений?
— Объясню всё. Спрашивай.
— Почему ты так обращался с девушкой? Это было ужасно, честно говоря. Мне не может нравиться мужчина, который ведет себя так, всё равно с кем!
Данир посмотрел с искренним удивлением.
— Дорогая моя, я не понял. Как с ней следовало обращаться? Во-первых, это не девушка для меня, вообще. Женщины куматов — не женщины для нас. Она это понимает. Думаешь, она обиделась? Что, каждая кошка, лисица или белка должна на меня обидеться, если я посмотрю на неё без одежды? Особенно если я ей ни на медяк не доверяю? И она несла письмо разбойникам, которые не прочь разграбить мою крепость?
— Что тут за сумасшедший дом? — пробормотала Катя, отвернувшись.
Про крепость и разбойников — ладно, это было не так странно, как то, что эта красивая девушка для него «не женщина» — как это?
Данир подошёл к ней со спины, обнял.
— Это другой мир, моя. Тут есть вещи, тебе пока непонятные. Она умеет очаровывать. Нужно было попросить тебя уйти. Доверься мне, а потом сама поймешь.
— Да, Данир. Мне непонятно, — она не без труда отстранилась, выскользнула из его рук, повернулась к нему.
Он действительно не понимал?..
Хотелось видеть его лицо. Хотя прислоняться спиной к его крепкому и сильному, и такому горячему отчего-то телу было приятно. Но не следовало поддаваться. Они ещё даже не говорили толком, в конце концов! Он чужой, хотя уже множество раз назвал её своей и женой. Женой! И она не возражала. И у неё это, кстати, не вызывает никакого внутреннего сопротивления. Вот то, как он обращался с девушкой, которую сам же спас — вызывает, и сопротивление, и негодование, а мысль, что она его жена — тут всё нормально. Она его знает два дня! В человеческом виде, имеется в виду. Где её здравый смысл?