— Лия, это было необходимо. Мне очень жаль, что Керс оказался таким подлецом, но иначе я поступить не мог: на кону стояло слишком многое. Я никогда не притворялся перед тобой ни в чем и ни словом тебя не обманул. Ты очень мне нравишься, и я хотел бы снова заслужить твое доверие. Прости меня, пожалуйста.
Как искренне звучали его слова и как мне хотелось верить, но я не могла. Каждый раз, когда я доверялась хоть кому-нибудь, все оборачивалось для меня трагедией. Роди, Керс, Аника, Джинни, Морина… Не хочу больше пополнять этот список. Наверное, что-то во мне начало умирать в этот промозглый вечер, поэтому я ответила прямо:
— Мне не за что тебя прощать: ты сделал то, что был должен, полковник. Во мне сейчас говорит обида и злость, но я ничего не могу тебе обещать. Мне нужно время.
— Я понимаю и готов ждать столько, сколько потребуется, — твердо пообещал Нортон.
— Я могу забрать Серого, или он тоже нужен для следствия? — собравшись с духом, попросила я.
— Видишь ли, — замялся полковник, — он выглядит не очень. Девочки знатно над ним поизмывались.
— Я хочу похоронить его в лесу. Пожалуйста!
— Хорошо, — сдался он, — но только при условии, что с тобой буду я.
— Спасибо, — поднялась я с кресла, собираясь уходить.
— Я провожу тебя, — заявил Нортон, совершенно не интересуясь моим мнением.
Я безразлично кивнула головой. Пусть провожает, если ему так хочется, какое мне дело? В полнейшем молчании он довел меня до моего дома. Наблюдая за тем, как я отпираю дверь, он обеспокоенно предложил:
— Может, мне остаться с тобой? Ты не очень хорошо выглядишь, Лия!
— Не нужно, Нортон, — немного резче, чем хотела, пресекла я его попытку присмотреть за мной. — Я не маленький ребенок, ничего с собой не сделаю. Мне просто нужно побыть одной.
— Я могу зайти завтра? — напряженно спросил он.
— Зачем? — равнодушно уточнила я.
— Потому что я хочу быть рядом, потому что мне не все равно, что с тобой происходит, потому что я переживаю за тебя и еще тысяча разных потому что! — тихо ответил полковник, как будто ему это действительно было важно.
Я хотела отказать ему, но вдруг почему-то в голове промелькнуло воспоминание о разговоре с мамой и данном ей обещании. Сейчас я на перепутье: замкнуться в себе окончательно, убаюкивая свои страдания, или дать шанс человеку, который спас меня от смерти? Умом я прекрасно понимала, что Нортон не сделал мне ничего плохого, а его недомолвки были вынужденными и необходимыми. Вот он, мужчина, дежуривший около меня в палате, признавшийся в том, что я ему нравлюсь, пытающийся добиться моего доверий, стоит и ждет моего ответа как приговора. Разве мое равнодушие будет достойной наградой ему? Никто не заставляет меня прямо сейчас дарить ему сердце, но отталкивать его — слишком жестоко. Он не должен расплачиваться за ошибки других.