— Ты отдашь мне письмо брата? — спросила я.
— Оригинал — только после суда, а сейчас могу позволить тебе его прочесть и даже сделать копию.
— Пожалуй, я прочитала бы его сейчас.
Нортон достал из внутреннего кармана камзола маленький конверт из плотной, очевидно, гербовой бумаги. Роди всегда и во всем любил основательность. Письмо несколько отличалось от многочисленных посланий, которыми меня забрасывал помешавшийся от любви ко мне брат, своим тревожным тоном и недосказанностью, сквозящей в каждой строчке.
"Дорогая Амалия! — узнаю с первых строк его упрямую привычку называть меня полным именем. — В свете открывшихся мне не так давно изысканий я полагаю, что для тебя опасно будет находиться без мужской опеки. Я не могу тебе прямо сказать, о чем идет речь, но ты должна поверить мне на слово: все очень серьезно. Забудь про свою нелепую работу и возвращайся домой вместе со мной. На днях я заеду к тебе узнать твой ответ и, смею надеяться, ты как следует подумаешь обо всем. С надеждой на твое благоразумие, любящий тебя Александр де Вэльс".
Я молча отдала письмо Нортону, ничуть не желая обзаводиться его оригиналом. Я как будто поговорила с братом, искренне считавшим себя лучшей кандидатурой на роль моего мужа. Иногда мне кажется, что он любил не меня, а наше блестящее положение богатых столичных аристократов, а я нужна ему была как отвечающая всем его высоким требованием кукла. Куклы не должны беспокоить хозяина, и он пытался перевоспитать меня.
— Лия, ты бледная, как смерть. Может, воды? — обратился ко мне ни на шутку испуганный Нортон.
— Мне бы лучше бокал вина, — попросила я лучшее успокоительное на свете.
— У меня только самогон, — развел он руками.
— Давай самогон, — вяло согласилась я.
— Ты уверена? Он очень крепкий! — предупредил заботливый маг.
Я промолчала. Чем крепче, тем лучше, — это же очевидно. Меня предали и растоптали, моя жизнь — жалкая иллюзия, а окружающие люди — серые тени, которые мне приснились. Я хочу все забыть или забыться самой. Самогон — самое то в таких тяжелых случаях.
Нортон отдал мне свою маленькую походную фляжку. Я открутила крышку и сделала большой глоток, не слушая никаких его предупреждений. Страшный огонь обжег мое горло и раскаленной лавой спустился ниже, притупляя мою боль.
— Спасибо, — вернула я чудесное лекарство полковнику. — Скажи, а тебе интересно было наблюдать за мной, задавать свои вопросы, зная все ответы? Ты с удовольствием пытался мне приручить, завоевывая мое доверие? Кого вы играли, господин Нортон? Какой вы на самом деле?
Нортон дернулся, будто я влепила ему пощечину, хотя я всего лишь задала волнующие меня вопросы.