— Я рад видеть тебя, жена моя, у меня ещё не было времени обнять тебя, — глаза Царя Дальних Земель потемнели. — Много нужд у Царя Дальних Земель, жена моя, в этот раз я покинул тебя слишком надолго.
— Правда в словах твоих, Горотеон, — она внимательно смотрела на мужа.
Он вернулся на заре, со своими всадниками, его не было достаточно долго, два совета посетила она днём, много решений принимала она в течение этого дня, и только сейчас имела возможность обнять мужа своего, сердце её желало этого, как и тело.
Эарсил уснул на руках отца, и он не стал передавать его в руки рабынь.
— Я сам отнесу его на мужскую половину, Айола.
— Слишком рано мальчики покидают покои матери своей, Горотеон.
— Таковы традиции.
— Он ещё малыш, посмотри на него, разве повредило бы ему пребывание в покоях моих ночью?
— Не следует слишком часто не следовать законам, Айола. Царские сыновья должны понимать свою ответственность перед народом своим, а для этого они должны воспитываться на равных с соратниками своими. Ты верно рассудила с Араланом, мудрость твоя радует сердце моё, что мешает тебе быть такой же в отношении Эарсила?
— Он маленький ещё.
Горотеон лишь улыбнулся и, встав, поцеловал жену свою.
— Когда у нас будет дочь, Айола, она не покинет сначала покои твои, а потом и женскую половину, пока не придёт ей пора выйти замуж.
— Дочь?
— Угу… Верховная Жрица предсказывала дочь нам.
— Как же я понесу от тебя младенца, будь это дочь или сын, если ты все время в разъездах, муж мой?
— Этой ночью я исправлю это. Я призываю тебя, жена моя Айола, этой ночью.
— Я бы всё равно пришла.
— Не сомневаюсь в этом, — он улыбнулся ещё раз и вышел из покоев.
Через время дорога из шёлка от покоев Царицы к покоям Царя Дальних Земель была расстелена мальчиками, и Айола, в сопровождении шести стражников, два из которых шли впереди, а четыре сзади, и пары юрких рабынь, прошла в покои своего мужа.
— Горотеон! — он оглянулся на звук, подав знак рабыням, что готовили воду своему господину, и они быстро и неслышно покинули покои.
— Ты смотрел на рабыню… — глаза Айолы стали фиолетовыми, она медленно шла на мужа, шёлк ярко-красного халата её облегал стан и распахивался на ходу — заходя, она в нетерпении расстегнула две невидимые глазу застёжки.
— Какую рабыню, жена моя?
— На темноволосую юную рабыню, чьё тело подобно породистой лошади — стройное и сильное!
— Не смотрел.
— Горотеон?
— Айола, я не смотрел на рабыню, — он улыбался и словно наблюдал за женой своей.
— Я прикажу выжечь ей глаза, — её глаза стали темно-фиолетовыми.
— Ты жестока, Царица… Но разве есть смысл выжигать глаза рабыни, если это мои глаза смотрели на тело её, что подобно породистой лошади — стройное и сильное?