В пятницу, в группе по подготовке к школе, в которой преподавала Мария Константиновна, был «праздник мам», это Сергею было известно от синеглазок, он и приглашение получил от них же, но не пошёл. У него было две группы гавриков и индивидуальное занятие с брюнеткой, с остервенением лупившей по «лапам». В любом случае не пошёл бы, не хотел видеть рядом Машу и отца синеглазок, давать себе лишний повод для ревности, лишаться того сладкого, щекочущего чувства ожидания чуда. Пока он не видит их — ничего нет. Глупая мысль, гревшая Сергея, дающая надежду.
«Что насчёт кино?» — написал Сергей, после дежурного «Спокойной ночи», сидя на подоконнике спортивного клуба. У кого-то одиннадцатый час вечера — ночь, а у него — рабочий день.
«Когда?» — вдруг мигнул значок Вайбера.
«Завтра после девятнадцати или в воскресенье, любое время» — всё-таки отлично, что Машу он встретил в конце прошлой недели, не пришлось ждать дольше. Он рассчитывал, что девушка сдастся через неделю, но от вторника до вторника пришлось бы ещё ждать выходных. Маша — не проходной вариант, который можно затащить в койку на одну ночь, на Машу нужно время, более того, Серёга хотел этого времени с Машей. Он даже секса с ней не столько хотел, сколько видеть её, любоваться, смаковать чувство оживления. Рядом с Машей он почувствовал, будто оживает, рубцы под кожей исчезают, спайки на сердце рассасываются, и оно начинает, наконец, молотить в полную силу.
«Завтра, и фильм выберу я». Прошло полчаса, прежде чем Маша ответила, Сергей успел переодеться, кинуть дежурное «пока» Марату и закрыть дверь клуба.
«Как скажешь», — он остановился на тротуаре, под окнами Маши, и смотрел на неяркий свет в них, шторы не были задёрнуты, но Маши не видно, только свет, а как греет! Один факт того, что Машенька ходит по комнате за зелёными шторами с допотопным тюлью, кутается в безразмерную пижаму или такой же огромный спортивный костюм, делал Серёгу бестолково счастливым. Хотелось схватить это чувство за хвост и не отпускать. Он слишком устал от ощущения беспомощности и хаоса в собственной жизни, от чувства несчастливости, бывшего противоестественным для Сергея. Он не умел быть несчастлив, не хотел им быть, да и не мог. Молодой и сильный организм отторгал этот вирус, боролся с ним, робкая же улыбка Аленького Цветочка исцеляла Сергея.
Больше всего Сергей хотел подняться к Маше, наплевав на все условности, смести к чертям её слабенькую оборону и забрать себе её сердце, мысли, вымыть из воспоминаний других, заставить хотеть только себя, но всё, что сделал, это написал: