Старушка сняла с серебряного подноса чашечку с блюдцем и поставила передо мной. Сразу видно — дорогой сервиз, с позолоченной каемкой. Интересно, откуда у пенсионерки такие деньги? Вторую чашку женщина поставила перед собой, а в центр стола водрузила сахарницу и вазочку с малиновым вареньем.
— Да немного, на самом деле.
Обсуждать такие вопросы со старушкой казалось, по меньшей мере, странно. Но коль скоро я за сеанс три тысячи отдам, стоит хотя бы попытаться. Ну, вдруг? Эля никогда мне плохого не советовала.
— Эм, — я добавила в чай ложку сахара и, тщательно размешивая, думала над ответом. — Честно говоря, я не уверена, что она существует. Мой отец бросил мою маму, которая рано умерла от болезни. Дедушку своего я тоже не знаю, но бабушка вспоминает о нем с теплотой.
Ведунья улыбнулась и потрясла указательным пальцем, тяжело опускаясь на стул.
— Именно, дорогая. Любовь — это теплота сердца. Она бывает разной.
Ну, сейчас начнется!
Судя по взгляду, которым бабка Валерия на кота своего посмотрела, меня ждет нудная лекция на тему «возлюби ближнего своего и вселенная ответит тем же». Так любит меня вселенная! Вот только поза мне не особо нравится…
— Вижу, твое сердце покрыто налетом цинизма. Жизнь на Земле меняет, Милолика. Мы давно забыли о своих корнях, своих истоках и обязанностях. Побег из Разолии стал нашей ошибкой, — грустно вздохнула старушка, а на ее глазах блеснули слезы. — Ты не помнишь, конечно, но Светлоока, быть может, тебе что-то рассказывала. Она не может не знать.
Кружка замерла возле губ. Ноздри защекотал незнакомый, но приятный аромат.
— И мне жаль слышать, что Радоница погибла. Это трагедия, дорогая. Невосполнимая потеря!
Рука дрогнула, а чашка тревожно звякнула о блюдце.
Светлоока! В нашей семье вообще проблемы с именами. Маму мою нарекли Радоницей, хотя, сколько себя помню, она такой и была — всему радовалась: солнцу, птицам, новому дню… Меня — Милолика. Ну, жаловаться, откровенно говоря, не на что. Наследственность хорошая, а имя говорящее. А вот бабушка моя — Светлоока — говорит, что получила имя за глаза цвета талого льда. Они и правда почти белые. Удивительные очень. Никогда и ни у кого не встречала таких глаз.
— Откуда вы знаете имя моей бабушки? Все зовут ее Светланой, а меня — Милой. И мама…
Ведунья подперла щеку ладонью и кивнула.
— Пей, Милолика. А я расскажу тебе о том, что ты так яро ищешь. Я расскажу тебе о любви!
Вздохнув, бабка сделала глоток чая, и я последовала ее примеру. Терпкий напиток на травах отдавал душицей и мелиссой, а еще немного горчил. Но горчинка не портила вкус, скорее, оттеняла его. Вообще, рассказ был довольно странный и, чем больше я слушала, тем меньше понимала. Чем больше чаю пила, тем больше клонило в сон. Не заметила, как слушая монотонную речь, опустошила кружку до дна. Валерия говорила о каких-то семи камнях: любви, надежды, времени, чего-то там еще. Последнее, что помню, перед тем, как окончательно погрузилась в сон — она надела мне на шею кулон с желтым камнем. В моем кольце камушек такой же формы, только розовый.