— Прими кровь мою, прими плоть мою!
На голову что-то капнуло, неприятно запахло железом, жареным мясом и жженой серой. Запах тот еще, меня даже передернуло от отвращения. Затем подул ледяной ветер, и голос стал громче:
— Приди, о великая!
Дальше набор каких-то несуразных фраз на непонятном наречии и стою я посреди старого пыльного чердака, а передо мной рожа наглая. В смысле, адептка Эвон Ревиаль собственной персоной в позе коленопреклоненной с выражением благоговейного трепета в области лица. И в области всего остального тоже трепетало благоговейно.
— Ты кто такая? — спрашиваю хмуро, а она лицом побледнела и, запинаясь, произнесла.
— О, арьяти, нижайше прошу прощения, что отвлекла вас от важных дел.
— Ну? Давай по существу.
А что? В конце концов, думаю, раз это у меня обморочный бред такой, почему и не полюбопытствовать. И дальше все закрутилось так, что в больном воображении не придумаешь. Эта коленопреклоненная трепетная лань как выдаст:
— В общем, дорогой дух, ты прости и зла не держи, но я тебя подчиняю.
— Чего?
— Подчиняю, — неуверенно повторила та на языке непонятном, который я, меж тем, прекрасно понимала.
— И?
— Эм… — адептка замялась и, убрав за уши пшеничные с красными прядями локоны, осторожно начала. — Дело тут такое. Меня отчислить собираются за неуспеваемость…
— И? — я все так же не понимала. Какой-то дурной обморочный бред.
— А мне никак нельзя отчисленной быть, меня же тогда замуж выдадут за кузнеца Ороха!
— И? — ясности ни на грамм.
— Ну… Я ведь тебя подчинила. Повинуйся моему приказу! Отныне быть тебе адепткой Эвон Ревиаль, а мне — арьяти! И будет так до окончания академии. А, если не окончишь академию, скитаться тебе в нашем мире и плоть никогда более не обрести!
Сказано-сделано. Все завертелось в потоке рыже-золотистых искр, взметнулось пламя, в воздух поднялись предметы, пыль, доски, гвозди, дырявые тряпки, дохлые мухи. Я чихала, плевалась, барахталась, а, когда упала на щербатый деревянный пол, поняла, что окончательно кукукнулась. Из напольного зеркала на меня смотрели бесноватые ярко-зеленые глаза на худощавом лице, обрамленном копной пшенично-красных волос. Адептка, мать ее, Эвон Ревиаль смоталась, оставив меня в своем теле разгребать ее жизненные завалы.
А навалилось там, скажу я вам, ой-ё-ей! На меня же и навалилось.
Помимо собственного жизненного опыта мне открылось такое! Бесы, демоны, орки, тролли, заклинания призыва и противодействия, лорды пламени, высшие демоны, предательства, одиночество, слезы в подушку по ночам, мысли суицидальные… В общем, к концу просмотра фильма «Жизнь и страдания Эвон Ревиаль» я уже сама рыдала в три ручья, жалея нас родимых. Мы, Князевы, вообще излишней жалостливостью отличаемся. Мама — директор приюта для животных, папа вообще глава благотворительного фонда «Помощь детям», стоит ли говорить, что демона, с позволения сказать, мщения, адептка вызвала правильно. Мстить мне уже хотелось знатно.