— Спасибо, — сказал я, принимая у нее все еще дергающего конечностями беса. Посмотрел на бейджик и добавил: — Анна Антоновна.
— Вообще-то, вход в магазин с собаками категорически запрещен, — строго сказала она, ероша Жерару шерсть между ушами. — Вы должны были видеть сообщение на дверях. Штраф — пятьсот рублей.
— Так то с собаками, — сказал я. — А это кто? Это ж чудовище мелкое. Монстр какой-то термоядерный. Катастрофа хвостатая. Про мелких чудовищ в сообщении, между прочим, ничего не сказано.
— Это самое…— подал голос забытый всеми попугай, зазвенев своими ключами, точно дурак из ярмарочного балагана — бубенцами колпака. — Девушка… Мы с вами еще не…
— Долли, — сказала Аннушка, обращаясь к одной из подошедших умиляться Жераровой внешности девушек-продавцов. Долли своей мордашкой, хранящей чуточку испуганное выражение, и мелкими кудряшками удивительно походила на хорошенькую беленькую овечку. Я поневоле стрельнул глазами окрест: не найдется ли поблизости овечки-близняшки. Не нашлось. Впрочем, полное имя девушки по сообщению нагрудной нашивки было Долорес. Долорес Кудряшова. — Долли, поговори, пожалуйста, с этим господином, — попросила Аннушка Кудряшову-в-кудряшках. — Дело в том, что мне срочно нужно определить, стоит ли штрафовать этого молодого человека…
— Которого, между прочим, скучные документы зовут Павлом, а друзья — Полем, — вставил я, широко улыбаясь.
— …Которого вдобавок зовут Полем, — с готовностью согласилась она, — за вход в наш мирный магазин с действующим термоядерным взрывом. И если стоит, то на какую сумму.
— В самом деле, — сказал я, интенсивно кивая. После чего (эх, была не была!) взял Аннушку под руку и мягко повлек в сторону. — В самом деле, разобраться необходимо. Причем спешно. Однако же и скрупулезно. — Я добавил вполголоса: — Может быть, мне еще премия полагается. За освобождение красавицы от не слишком приятного для нее общества чрезмерно привязчивого дура… хм… клоуна.
— Не уверена, что такие расходы предусмотрены в нашем бюджете, — возразила, улыбнувшись, Аннушка, но руку высвобождать не стала.
— Да бог с ней, с премией! — воскликнул я. — Разве ж я за презренный металл жизнью рисковал? Нет, нет и еще девятьсот девяносто восемь раз нет. Такое постыдное качество, как алчность, вашему покорному слуге категорически чуждо. Главное, что мне удалось проявить себя защитником и освободителем. Где-то даже героем. Паладином! Во все времена у самых прекрасных девушек к героям было совершенно особое отношение. Сейчас я с законным правом могу примазаться к славе всяких Робуров и Артуров.