— Эй, полегче! Без резких движений.
Она тут же смутилась и покраснела. Румянец ей шел, и я не спешил убирать руки.
— Чай будешь?
— Я сейчас приду! — Ксюха кашлянула и направилась в ванную. Похоже, она еще не до конца проснулась и не вспомнила, что одета в легкую пижамку. Впрочем, мне это зрелище очень нравилось. Но когда я сварил себе кофе, девушка вернулась уже в халате.
— Есть будешь?
С некоторым сомнением она кивнула. Слава Богу, а то больно смотреть на ее куриную грудку и творог! Да еще обезжиренный, я видел пачку. Та еще гадость! А пытаешься накормить — отказывается! Только голодными глазами смотрит, что аж кусок в горле застревает. Что у девушек за мания?
Пообедав, Ксюха снова отправилась спать, но на сей раз к себе в комнату. Жаль, так я бы мог за ней присматривать. Да и работалось в ее компании веселее.
Глава 16
Вернулась к себе я с горящими от стыда щеками. Сначала умудрилась вырубиться на диване, рядом с Егором. Надеюсь, хотя бы не слишком громко посапывала! Потом чуть не упала на ровном месте, в придачу забыла про свою дурацкую пижаму и голые ноги.
Место на талии, куда прикасался Егор, до сих пор горело. Стоило признать, это взволновало меня. Обнаружив себя стоящей посреди комнаты с мечтательной улыбкой на лице, я тут же отвесила мысленную затрещину. С чего это я столько думаю о Егоре? Это все температура, точно-точно!
Из-за всего этого заснуть сразу мне не удалось. Повалявшись минут пятнадцать, я прочистила горло и набрала номер мамы. Если поговорю с ней сейчас, то тем самым заглушу ее страсть к контролю. Тогда вечером удастся обойтись без звонка. Вдруг у меня кашель начнется?
— Ксеня, привет!
— Привет, мам, — тихо произнесла я, но затем, сообразив, что это будет звучать подозрительно, добавила громкости. — Я решила тебе позвонить пораньше!
— Соскучилась, что ли? — ехидно спросила та.
— Есть немного…
Сегодня обязанности сиделки с больной мной исполнял сосед, но маминой ласки не хватало. Еще бы она не была такой удушающей…
— А я собираюсь в школу к Кирюхе. Что-то он там натворил, учительница жаловалась, — мамин голос из ласкового преобразился в грозовой, и я поежилась и почувствовала радость, что ругать будут не меня. Тут же стало стыдно. Я все-таки взрослая! Надо вечером братцу позвонить, узнать, пережил ли он матушкин гнев.
— Твои-то дела как?
Я взглянула на потолок:
— Нормально, на работе.
О работе, в частности о Борисе Андреевиче, вспоминать не хотелось. Потом как-нибудь разберемся. Может, пока я болею, он сходит еще на пару свиданий с сотрудницами и забудет про меня?