Ни один из тех вариантов, которые я прокручиваю в голове, не подходит.
— Я не соглашалась, — кажется, я нахожу отличный ответ. — Я сказала, что попробую.
— О как удобно, правда? Я ведь сам тебя цепляю. Даже делать ничего не приходится. И так повернут на тебе, как придурок, да? Ты только улыбайся и кивай головой. Ах да, еще и дистанцию держать надо. Он ведь не сказал, что ты должна переспать, да? Только раззадорить…
— Я…
Слова застревают в горле. Я не знаю, что ему ответить. Он все разложил по полочкам. Рассортировал каждый поступок Вадима и указал мою роль в бессмысленном театре одного зрителя.
Максим смеется и садится рядом. Мы сидим так некоторое время, после чего он говорит, что отвезет меня домой и уедет. Я соглашаюсь и сажусь с ним в машину. Ловлю взглядом его уверенные движения рук, смотрю на длинные пальцы и вспоминаю его рисунки.
Подсознание выводит воспоминания, где Максим рисует на холсте. Как уверенно двигает руками и пальцами, как держит кисть в крепком захвате, как смешивает краски. Я могла часами смотреть на него, и мне нравилось видеть то, что получалось.
Он талант.
И я решаюсь задать вопрос.
— Что с твоими картинами?
— Пылятся в гараже, — Макс пожимает плечами. — В дорогих чехлах, правда, но все же.
— Ты… забросил творчество?
Он молчит. И не отвечает пока не останавливаемся у подъезда. Он паркует машину и открывает дверцу, вылезая наружу. Я проделываю то же самое и внутренне молюсь, чтобы он ответил.
Мне так нравились его картины.
И я верила, что он станет известным художником. Что его работы будут оценены по достоинству, и он сможет прославиться.
Доказать родителям, что может добиться чего-то сам.
— Я больше не рисую на холстах, — тихо говорит он. — Только на машинах. На заказ и импровизацию, если человек не знает, чего хочет. То же творчество, только за бабки.
Я не знаю, что сказать. Он делает то, что ему нравится, но он оставил свою душу вместе с красками и холстами.
— Что? — Макс подходит ближе, берет меня рукой за подбородок и поднимает голову вверх.
Так, чтобы встретиться со мной взглядами.
— Ты любил рисовать, — тихо выдаю я, хотя прекрасно понимаю, что это не моего ума дело.
— Любил. Пока не понял, что красивая мазня нахрен никому не сдалась. Всем нужны бабки, и я их зарабатываю.
Я качаю головой и даже хочу возразить, но замолкаю, встречаясь с бешеным взглядом его серых глаз. В них полыхает злость и ненависть, направленные на меня. Я чувствую, как Максим хватает меня за плечи и встряхивает.
— Что? Хочешь сказать, что не так? Что творчеству нельзя изменять? Что нужно рисовать, если требует душа?