— Вон, смотри, речка.
Давид тянет меня за руку к реке, и я едва поспеваю за ним. На самом деле я давно так не отдыхала: чтобы не думать ни о чем, не вспоминать о журналистах, не работать.
Внизу живота немного поднывает. Это привычные мне тренировочные схватки. О них меня уведомила гинеколог, потому что с Маришкой таких не было, а в последнее время подобные ощущения появляются довольно часто.
— Точно всё в порядке? — уточняет Давид. — Ты что-то неважно выглядишь.
— Да, просто ходить на последнем месяце беременности не так просто, — усмехаюсь. — Со мной всё в порядке.
Давид кивает и остаток прогулки мы проводим без вопросов о моем самочувствии. Он больше не спрашивает, как мое самочувствие, не интересуется тем, нормально ли всё. Когда мы уже возвращаемся домой, понимаю, что нормально далеко не всё. Внизу начинает тянуть сильнее и чаще, чем обычно. Я бы и не обратила внимание, но срок уже поджимает, что, если это уже не просто тренировочные схватки, а настоящие.
Уже дома я убеждаюсь в том, что они действительно настоящие. Внизу начинает болеть сильнее, поясницу ломит, и я хватаю Давида за руку. Он обеспокоенно смотрит на меня и вмиг меняется в лице.
— Что болит?
— Схватки, — одними губами произношу я и хватаюсь за низ живота.
— Твою мать! — выдает Давид и садит меня в машину.
Мы выруливаем из дачи почти сразу. Я держусь за низ живота и считаю интервал, а Давид, пытаясь контролировать эмоции и не превышать скорость, таки гонит машину на максимум. Уже когда мы подъезжаем к больнице, я расслабляюсь, да и воды еще не отошли, значит, волноваться не о чем.
Я вхожу в клинику и меня тут же передают доктору. Он осматривает меня и констатирует раскрытие шейки.
— Что, будем рожать? — спрашивает моя гинеколог и улыбается.
— Не рано? — уточняю я, и она лишь смеется.
— Пора уже, Мила. Ты с мужем?
Я лишь пожимаю плечами, потому что понятия не имею, захочет ли он быть рядом во время родов. Да и не уверена, что хочу его присутствия.
Когда меня проводят в палату, внутри расплывается неприятное чувство страха. По первым родам оно незнакомо мне, потому что страшно не было, а сейчас… я вспоминаю как было с Маришкой и боюсь. Боюсь, что будет слишком больно, что с малышом может что-то случиться. Осознаю, что именно Давида мне не хватает. Я хочу, чтобы он был рядом, держал меня за руку и подбадривал. Это лучшее, что он мог бы сделать для меня.
Достаю телефон, чтобы позвонить ему, но в этот момент он входит в палату. Я бросаюсь ему на шею и обнимаю так крепко, насколько того позволяет живот.
— Тебя пустили? — задаю совершенно глупый вопрос.