И, пока я приходил в себя от охеренной новости, что меня, похоже, сам Дзагоев тренировать взялся, он добавил, переглянувшись с Шатровым, который, оказывается стоял неподалеку и скалился, урод:
— И про девочку забудь.
— Нет! — тут же вскинулся я и отнял лед от носа.
Дава и Глеб переглянулись опять. Потом Глеб кивнул:
— Пока с нами не решишь, не вздумай. Иначе не будем ждать. Чтоб решить.
Дзагоев, видя, что я опять вскинулся, положил мне на плечо тяжеленную лапу, существенно накренив меня на одну сторону:
— Щенок ты. Кто ж так за девочками ухаживает? Напугал ее? Не зря Танюша на тебя вызверилась. Нельзя так.
— Не ваше, бля, дело! — неуступчиво прохрипел я.
— Наше, — меня накренило еще сильнее под тяжестью его лапы, — все, что касается нашей женщины — это наше дело. И решать его будем мы по-своему. Тебе не понравится.
— Но заучка…
— Ты слышал нас. Если будет плохо девочке из-за тебя, то наша женщина расстроится. А если она расстроится, то и мы тоже. Не расстраивай нас. Не надо.
Я домой тогда еле дополз. На одном, бля, упрямстве. И порадовался, что отчим щедрый дядька. И подарил мне, пацану малолетнему, свою квартиру. Потому что не мог представить, как сейчас явился бы в дом мамы с такой рожей. Она всегда плохо относилась к моему увлечению спортом. Наверно, слишком я в таких ситуациях напоминал ей отца. Кстати, отчасти именно, чтоб ее не расстраивать, я не стал сильно увлекаться. Хотя тренер говорил, что задатки у меня есть.
Короче, полежал я так сутки, потом еще пару дней, пока отек не прошел и синяки под глазами не побледнели немного.
И время это мне на пользу было. Потому что думал. Вот реально, много думал. Вспоминал. Удивлялся, что такой морок на меня внезапно напал. Что на девчонку набрасывался, как зверь. Как дурак. А она, наверно, девочка еще. Боится. И целоваться не умеет. Я-то, конечно, в исступлении своем диком, этого и не замечал вовсе, потому что, стоило прикоснуться к ней, как дурел сразу, мозг утекал вниз, и желание было не удовольствие доставить, а захапать побольше, а лучше все сразу, чтоб без вариантов.
Вот и запугал ее, дебил. Не было таких девочек нежных, не тянуло на них никогда. Все постарше любил. Поопытней. Чтоб сами знали, что делать. И еще и меня бы поучили. А тут чудо такое космическое. Маленькое. Сладкое. Пугливое. Вот дурак я.
После этого я немного пришел в себя.
Очень сильно, конечно, помогало то, что сначала три, а потом уже и пять раз в неделю, Дзагоев или Шатров выбивали из меня дерьмо. Жестко так. Технично. Я после занятий ехал в зал, а оттуда реально приползал домой. Не знаю, как машину умудрялся вести, засыпал на ходу.