Пока только я хочу. Она — просто не знает еще, не понимает. Но поймет. Я помогу.
Все это варилось у меня в голове весь предновогодний вечер, заставляя мысли скакать, сердце прыгать, а член каменеть. Я прекрасно осознавал, что пугаю малышку своим черным тяжелым взглядом, она краснеет, наверняка, тоже вспоминая наши игры в доме друзей отчима, так удачно сваливших на Новый год на курорт, и, узнав от того же отчима, что пасынок в Нижнем, радушно пригласивших меня погостить у них.
Катя прятала взгляд, прикусывала губу неосознанно, отправляя одним этим невинным движением на очередной круг ада, суетилась у стола, накрывая, пока бабуля, припахав меня резать колбасу и сыр, мирно сидела у телевизора и смотрела концерт с Басковым и Пугачевой.
А я не столько резал, сколько за невинной своей скромницей смотрел, смакуя, даже в ущерб своему мозгу, воспоминания о нашем веселье дневном.
Как я потом, зацеловав ошарашенную произошедшим девушку до полуобморока, все же нашел в себе силы остановиться. Хоть и невозможно это было сделать. Но понял, что Катя сейчас вообще не в себе, и пользоваться этим, чтоб дальше развивать ситуацию, не надо. Надо, чтоб сама. Чтоб захотела.
Поэтому отстранился, легко набросил плед на голые плечики девушки, и ушел на кухню, поправляя по пути стояк, не желающий воспринимать ситуацию в позитивном ключе и посылающий сигналы боли, перерастающие в позывы тошноты от нереализованного желания.
На кухне попил воды, залез в бар, достал мартини и нехитрую закусь. Сам ограничился минералкой. А то одурею, а еще машину вести. И Новый год со своей девочкой встречать.
Когда вернулся, Катя уже оделась и сидела на краю дивана, настороженно и опасливо глядя на меня.
И опять нехило торкнуло от одного только вида такой скромняшки. Ну надо же, сидит, девочка невинная, как-будто это не она буквально десять минут назад от моего языка кончала!
Словно и не было ничего! Но было ведь! Было! Член дернулся очень даже решительно, приглашая проверить еще разок, уже по-полной программе, утвердиться, так сказать, на завоеванном плацдарме, как любил говорить деспот Дзагоев, но я его приструнил.
И повел себя так, как и до этого. То есть спокойно и ласково. Не упоминая о произошедшем. И Катя, хоть и продолжала смущаться, но все же оттаяла, и мы очень даже мило провели время, гуляя по заснеженным дорожкам в личном парке нижегородских друзей семьи. За домом во время отстутсвия хозяев присматривали, дорожки чистили, лавочки, расставленные в собственном хвойном лесу на участке — тоже. Поэтому мы погуляли, подышали, потом даже посидели немного, подстелив прихваченный из дома плед. Я, конечно, не удержался, опять дал себе волю, позажимав, потискав свою маленькую сладкую добычу. Катя не противилась, хотя и смущалась.