Стяжавшая любовь. Том II (Савчук, Удовиченко) - страница 75

Родилось юродство на Востоке, а на Руси прижилось. Восток родил юродивых. При чем вообще монашество – это феномен восточной жизни, там человеку нужно меньше труда и сил, чтобы прокормиться и согреться. Там все-таки нет снежных зим, и природа дает тебе больше дара. Скажем, какой-нибудь финик или смокву. Ты сорвать это можешь легче и быстрее. А русское восточнославянское подвижничество – это подвижничество невместимое даже по меркам востока. Потому что необыкновенно суровые зимы. И вот среди этих зим Василий блаженный бегал по Москве голый, приговаривая: “Люта зима, да сладок рай”. Это совершенно непостижимый труд. Они показывают нам, что мы безумны. Юродивые говорят, что сумасшедшие вы, то есть вы поменяли великое на ничтожное, у вас горит дом души, а вы выносите половики, а небрежете, чтобы вынести главное сокровище, вы в огне горите, вы может, завтра жизнь закончите и будете глубоко-глубоко в аду. Вы об этом не думаете. Вот когда говориться о блаженной Ксении Петербургской – о любимейшей юродивой подвижнице на русском севере (18 век), то в тропаре этой святой говориться “безумием мнимым безумие мира обличила”. То есть их безумие было мнимым, а наше безумие настоящее. Кто по-настоящему безумен, так это, например, человек, бесстрашно грешащий, человек не умеющий простить, человек, который никогда никому не помогает, который даже тому нищему, который просовывает руку на светофоре в машину, отказывает из ложных мыслей “ а это там мафия нищих”. И свои ничтожные копейки, которые, может быть, спасут тебя когда-то – даже этого не даешь, имея ложные мысли. Ты – безумный. Тебе ведь ничего не стоит этого делать – это мелочь. Ты не ходишь к больным, ты не молишься ночью, ты никого не любишь – это ты идиот. И они это показывали людям. Собственно, разумному довольно. Иногда юродивые имели такую власть обличать. То есть этой своей невозможной жизнью они получали дерзновение перед Богом молиться за грешников. Иногда они отводили от целых городов беды, также как блаженная Ксения в поле за Петербургом клала поклоны на четыре стороны света. Неизвестно сколько бед она от Петербурга отвела. Скажем, Прокопий Устюжский однажды вымолил у Бога спасение Устюгу за многие грехи его жителей – огромные молнии могли разорвать город на части, отошли от него, и сожгли целую рощу. Они имели от Бога власть вымаливать людей именно своей особой формой жизни и особым способом. И они любили людей. Потому что христианские подвиги без любви – ничто. То есть любой христианский подвиг заквашен любовью, на любви он как на дрожжах вырастает – то есть без любви он не имеет смысла. Юродивый только потому и может юродствовать, потому что он любит людей. Юродство – это уже период раздавания сокровищ, а многие из них до раздавания сокровищ собирали его в пустынях. Они могли жить тридцать, сорок лет в пустыни, молясь, безмолвствуясь, очищаясь, а потом, восходя в некую высокую меру, думали: “не пора ли мне послужить людям”. А для того, чтобы остаться скрытыми, неизвестными, одевали на себя личину безумия. Эта жизнь юродивых вложила уже в нашу жизнь современную величайшие вещи. Например, праздник Покрова. Праздник Покров – это праздник, который пришел к нам благодаря юродивым. Андрей Цареградский юродивый, он один с учеником видел Матерь Божию на воздухе молившуюся во Влахернах в церкви. Он всем сказал. Ему поверили. И народ осознал это событие как молитву Божией Матери за всех всегда. Так оно и есть. Но это благодаря юродивому мы узнали. Мы, якобы умные, этого не видим – они видят. Эта тема трепетная и священная, она велика, она столь велика, что она подобно тому, как Моисей приблизился к купине горящей и услышал: “Моисей, сними сапоги с ног твоих, земля, на которой ты стоишь святая” (Исход. 3:5). Примерно такие вот чувства ощущаешь, когда начинаешь приближаться к этой тайне. Потому что действительно велико это. Например, Виссарион Египетский, был такой юродивый, великий человек, который, как говорят, любил бегать по пустыни, изнуряя себя среди дневного жара различными подвигами. Он, например, приходил к блудницам, к этим падшим женщинам, и говорил: “Я буду у тебя сегодня вечером, постели постель, я буду спать с тобой”. Они ждали, он приходил и говорил: “Сейчас возляжем, только сначала помолимся”. Начинал молиться и молился за нее часов пять, восемь, десять и молитва его была такова, что он сокрушал ее сердце, женщина начинала изменять свой образ жизни и уходила из дома вслед за ним куда бы он ее ни повел. А он уводил ее в какой-нибудь монастырь на спасение души. Юродивые реально спасали людей. И наш блаженный Василий Московский по кабакам ходил, радуясь, если в ком-то брезжила вера. Такой случай был, когда один, пропившийся до копейки, человек просил в долг себе вина, а кабатчик налил ему после долгих уговоров, но с чертовщиной: “Да чтоб тебя взяли нечистые”. И Василий видел, как бес вскочил в стакан. А пьянчужка, услышав эти слова, от страха перекрестился: “Боже Святый, что ты говоришь такие страшные слова!” Когда тот перекрестился, бес со стакана выскочил. Василий захлопал в ладоши, что тот хоть и пьяный, но Бог хранил его за то, что перекрестился. Крестное знамение не дало врагу до конца им овладеть. То есть они видели эту духовную жизнь, и жизнь эта для нас непонятна. Со святыми жить тяжело. Допустим, юродивый может, например, стоять на улице и перед ним стоять человек сорок. А он вслух рассказывает как он, якобы, вчера зашел к своей знакомой и совершил с ней блудный грех. И может это рассказывать с разными подробностями и даже гадкими словами, так что его побьют и выгонят. Но он все это говорит для кого-то одного из этой толпы сорокачеловечной, который это вчера сделал. Юродивый обличает, говоря ему одному. И он в это время понимает, что говорится именно про него и от этого приходит в ужас от того, что его грех известен, хотя никого при этом не было. А святому Бог открыл. Они получают побои, обличая одного. То есть сорок их бьют, а один спасается. Эти святые люди непонятны совершенно для нашего ума – они поступают вне законов формальной логики. Скажем, тот же Василий Блаженный юродивый у некоторых домов целовал углы. Когда народ присмотрелся, то увидел, что он целует углы домов, где живут отчаянные грешники – пьяницы, воры и так далее. А бросает камни в дома, где живут праведники. Оказалось, что там, где живут грешники, там ангелы не могут войти в этот дом и плачут, ходя вокруг дома. Вот этих ангелов он целовал, вместе с ними молясь за этих людей. А там, где живут праведники, там бесы не могут войти в дом, вокруг дома этого носятся. Вот в них то он и кидал грязью. То есть у них совершенно другая логика. Здесь оканчиваются привычные мысли о жизни, начинаются совершенно другие мысли, другая реальность, и мы ничего в этом не понимаем, даже если прочли об этом много книг. Потому что даже можно знать об этом всем, но когда сталкиваешь с этим в реальной жизни, ты не узнаешь святого. Он для того то и юродив, чтобы ты перепутал. Ты можешь сумасшедшего посчитать святым, а настоящего святого так и будешь всю жизнь считать сумасшедшим. И только после смерти, когда на его гробе начнут совершаться чудеса, когда те малые люди, знавшие его как подвижника, начнут узнавать об этом и всем рассказывать, вот тогда, быть может, Бог откроет его посмертную славу и ее уже никто не украдет через похвалу. Здесь очень важный момент. Например, блаженная Ксения была известна всем как сумасшедшая до последних лет своей жизни, потом уже распознали в ней святость, но она сразу же мерла. А потом ее могилка стала местом паломничества. Насыпали ей холм – растаскали люди по горстям. Зуб болит, в платочек положили, приложили – зуб перестал болеть, опухоли на груди, на ноге, в животе – замотали землю, за ночь рассосалась. Так вот, могилу расхватывали за день. По горстям. И опять насыпали и опять расхватывали. Положили мраморную плиту – ее раздолбили по кусочкам за неделю. Потом еще – и ее раздолбили. Аж потом построили церковь и в нее просто стали ходить молиться, потому что из нее ничего не унесешь с собой. Посмертная слава нужна святому. Прижизненная слава святому не нужна. И те из людей, которые можно сказать находятся в угрозе, что могут пострадать от тщеславия, то им как раз Господь не дает этого часто, но наоборот наводит на них поношения и напраслины всякие. А юродивые специально этого лишаются напрочь и сразу – их никто не хвалит. Это величайший путь – он выше всего, потому что ведь все-таки человеческое достоинство более всего в уме проявляется. Вот заметьте, мы говорим человеку, вот ты там, бедняк. Ну, смирился – правда, не богат. Вот ты урод – хоть обидно это слышать, но опять смиряешься – ну да, в принципе, не красавец. Говорим: “Ты – дурак”. Тут уже: “О, нет, я не дурак”. То есть мы легче согласимся со своей бедностью, отсутствием красоты, с тем, что мы постарели. Но с тем, что мы дураки, мы не соглашаемся. И сидящий в луже и сидящий на троне равно считают себя умными. Ну, не сложилось, я в луже потому, что злая судьба, интриги, а в принципе я умный! От ума отказаться человеку тяжелее всего, ибо это главная наша награда, главное свойство человека. Вот это то и подвиг – отдать самое дорогое.