Я протягиваю руку к выключателю, оставляю гореть только бра над столом. Свечей не будет, благовоний тоже не будет, не будет костей, трав, риса. Будет только ведьма, змея и холодное лезвие обычного кухонного ножа. Приглушенный свет – только потому, что яркий мешает концентрации.
Я откидываюсь на спинку и прикрываю глаза.
Мизуки протягивает руки к аквариуму. Он большой, достаточно большой для ее змеи: зелень, коряга, мелкая галька, вперемешку с песком, имитация скалы, яркая лампа под пластиковой крышкой.
Ведьма протягивает руку к крышке, поднимает ее медленно, будто все еще неуверенно, второй рукой лезет внутрь. Ее глаза закрыты, шея и лицо напряжены, волосы извиваются все быстрее и беспорядочнее, узкими прядями. Тонкие пальцы безошибочно и резко смыкаются на черном туловище гадюки, у самой головы. Она шипит, как ветер в щелях, как небольшие кузнечные мехи, дышит, словно всем телом. На самом деле это не дыхание, это сокращаются, сжимаются сильные мышцы, скручивается в кольца, когда Мизуки достает ее из аквариума и подносит к своему лицу.
- Пробуди меня, - шипит так же, как и змея в ее руках, ведьма и открывает губы, наползает на голову гадины, проталкивает ее руками глубже в рот. Я вижу, как движется тело твари в горле Мизуки, как оно раздается, расширяется, почти лопается. Слышу хрипы и шипение, наблюдаю за тем, как все быстрее и быстрее двигаются руки японки, перебирая змеиное тело, как она запрокидывает голову, чтобы удобнее было глотать, как судорожно и часто раздуваются ее ноздри. Падает с плеч «оренбургский» платок, превращается в пушистую лужу у ног, открывая распахнутый ворот толстовки и руны, вытатуированные на теле ведьмы. Никаких четок, самое известное японское заклинание от демонов – всегда с ней, на ней. Рин, бёу, тоу, ся, кай, дзин, рэцу, дзай, дзэн – все, что движется ко мне, пусть движется от меня. Очень примитивно, но действенно. Чернила постепенно наливаются кровью, словно пропитываются ей. Иероглиф за иероглифом, черта за чертой, тело змеи все глубже и глубже. Не больше минуты отвратительного, мерзкого по своей сути и природе зрелища, и кончик черного, блестящего, будто измазанного в масле хвоста, скрывается за кровавыми губами.
Мизуки дергается и выгибается. Выгибается неестественно, слишком сильно откинув голову назад, почти укладываясь затылком между лопаток, руки падают на стол и скрюченные пальцы скребут белую поверхность, кроша ногти. Скрипит ножками по полу стул, хрипы и бульканья рвутся из нутра Мизуки, поднимаются из самой сути ведьмы, раскаленные, алчные, низкие.