— Эй!!! — моему возмущению нет предела. Тут же вырываю подарок из его загребущих лап и прикладываюсь сама, ибо жалко свое честно заслуженное имущество.
— Тебе так много нельзя! Ты маленькая и нервная, — отбирает обратно полупустую тару и отпивает снова.
— Считай это моим успокоительным, — тянусь за бутылкой, но Крэс отводит руку в сторону, не позволяя её забрать.
Смотрит на меня внезапно серьёзным сочувствующим взглядом.
— Сильно тебя достали?
— А ты как думаешь?!! — огрызаюсь в ответ, пытаясь отобрать назад своё, но тут же жалею об этом выпаде. Прынц ведь тоже пострадавшая сторона, даже больше чем я. Ему на ком-то из этих дракониц жениться придётся. — Сильно. Очень. Но и тебе досталось горемычному, так-что — сочувствую в ответ. А пока он в недоумении хлопает глазами, выуживаю из его рук забраное, но любуюсь в результате на пустой стеклянный сосуд. От напитка там остался только легкий фруктовый запах. И когда только успел?!! Однако, он профи в этом деле, оказывается.
— Да что мне сделается?! — бормочет Крэс как-то отстранённо, словно совсем не о том думает.
Опускаю глаза и понимаю, что его взгляд потерялся в моём декольте, оказавшемся слишком близко к драконьему лицу, пока я тут за бутылкой прыгала.
Чувствуя, как опять заливает щёки смущённый румянец, тут же сажусь обратно, изображая невозмутимость. Покрасневшую, правда, но будем наивно считать, что дракон этого не видит. В мои мысли внезапно закрадывается логичное подозрение. А не было ли это, часом, спланированной диверсией, дабы изучить подробнее чем меня одарила природа? Искоса смотрю на мнимого диверсанта. Он невозмутим так же, как и я, но более доволен ситуацией.
— Крэс, а зачем вообще этот отбор? — ладно уж, пусчай живёт. Лучше узнаю то, что давно уже интересует. — Это у вас традиция такая странная? Почему тебе нельзя жениться как-то… более просто?
— Традиция действительно странная, но очень и очень древняя, — как то вмиг посерьезнев отвечает он, — Драконы королевского рода обязаны жениться до трехсот лет и оставить после себя не менее двух, а то и трех наследников. Мне уже двести восемьдесят и я единственный сын своего отца.
— Ну-у-у, я ещё могу понять, почему наших королей женили и требовали наследников в срочном порядке, но вы ведь живёте, как я поняла до тысячи лет. Зачем такая обязаловка и спешка? — вскинув брови, интересуюсь у хмурого принца.
— Живем-то мы долго, это правда. Но дети рождаются редко, один, ещё реже двое, про трех вообще молчу. А роды у дракониц проходят очень тяжело, некоторые и вовсе не выживают, как моя мама, например. Те, которым посчастливилось стать матерью, восстанавливаются не менее двух, а то и трех десятилетий, — всё это принц говорит куда-то в пол, и хоть голос его звучит ровно, я чувствую, что на самом деле это весьма болезненная тема. Каждое его слово пропитано давней затаённой тоской и откликается во мне искренним сочувствием.