— Джаджи, — сказал он. — Арабы.
Проводник потребовал вернуть мула. Последние две мили Мартин нёс мальчика на спине. Джаджи представлял собой огромный комплекс примерно из пятисот пещер. Три года так называемые афгано-арабы расширяли их, углубляли, расчищали и оснащали всем необходимым для превращения в главную базу повстанцев. Мартин не знал этого, но внутри комплекса имелись бараки, мечеть, библиотека с религиозными текстами, кухни, складские помещения и прекрасно оборудованный госпиталь.
Подойдя ближе, англичанин наткнулся на внешнее кольцо охраны. Что он здесь делает, было понятно без слов — на плече у него лежал раненый. Охранники обсудили между собой, что делать с гостями, и Мартин узнал арабский Северной Африки. Конец обсуждению положил высокий мужчина, говоривший на саудовском. Мартин понимал все, о чём говорилось, но счёл за лучшее помолчать, объяснив языком жестов, что его друг нуждается в хирургической операции. Саудовец кивнул, сделал знак следовать за ним и повёл в глубь комплекса.
Через час Измат Хана прооперировали. Из бедра извлекли осколок снаряда.
Мартин подождал, пока мальчик проснётся. Следуя местному обычаю, он присел на корточках в углу палаты, и те, кто замечал присутствие постороннего, принимали его за горца-пуштуна, принёсшего в госпиталь друга.
Час спустя в палату вошли двое. Один — высокий, моложавый, бородатый — был в камуфляжной куртке поверх традиционного арабского платья и белом головном платке. Одежду другого — низенького, полного, под тридцать, с носом-кнопкой и круглыми очками — скрывал медицинский халат. Осмотрев двух своих раненых, мужчины подошли к афганцу, и высокий обратился к нему на саудовском арабском:
— А как себя чувствует наш юный афганский воин?
— Иншалла, мне намного лучше, Шейх, — почтительно ответил на арабском Измат.
Высокий удовлетворённо закивал.
— Ты такой юный, а уже говоришь по-арабски.
— Я семь лет ходил в медресе в Пешаваре. А в прошлом году вернулся, чтобы драться с неверными.
— И за что же ты дерёшься, сын мой?
— За Афганистан, — ответил Измат. Что-то похожее на облачко омрачило лицо араба. Поняв, что ошибся и сказал не то, чего от него ожидали, юноша поправился: — А ещё, Шейх, я сражаюсь за Аллаха.
Облачко рассеялось, губы араба тронула улыбка. Наклонившись, он потрепал афганца по плечу.
— Придёт день, когда Афганистан больше не будет нуждаться в тебе, но Аллах всемилостивый будет всегда нуждаться в таких воинах, как ты. Как заживает рана нашего юного друга?
Вопрос он адресовал низенькому врачу.
— Посмотрим, — проговорил тот, поднимая бинты.