Слова и голос Карлтона заставили вдову Гульд замолчать. Она остановилась на середине фразы с открытым ртом, слишком пораженная, чтобы быть в состоянии проговорить хоть одно слово в свое оправдание. Карлтон, прописав кое-что ребенку, сел в карету и уехал.
– Чем я могла его обидеть? – Спросила Гульд, придя в себя и бросив вопросительный взгляд на обеих женщин.
– Я буду вам очень благодарна, если вы продолжите то, что хотели сказать об имени, написанном на конверте, – сказала мистрис Смит, – я слышу об этом в первый раз.
– Мне нечего более прибавить. Когда я прочла «Луи Карлтону», я сейчас же задала себе вопрос, как же она узнала это имя, с тех пор я много раз спрашивала себя об этом. Юдио полагает, что она узнала это из газеты, которую я подала ей. Но я после смерти ее искала в газете. Я, правда, нашла там его фамилию, но только мистер Карлтон», и никакого «Луи».
– Разве Карлтона зовут «Луи»? – Спросила мистрис Смит.
– Но, мне кажется, это знают все в Венок-Сюде. – Ответила мистрис Гульд, открывая большие, удивленные глаза.
Быть может об этом в самом деле знал весь Венок-Сюд, исключая мистрис Смит. Она, вероятно, слышала это от многих, но не обратила никакого внимания; кроме того на вывеске было написано не Луи Карлтон, а просто Карлтон.
Это незначительное обстоятельство, это название вслух его имени и неумеренный гнев доктора, произвели большое впечатление на мистрис Смит, которая до сих пор была уверена в том, что имя мужа мистрис Крав было Луи, и она вдруг возымела подозрение на Карлтона. «Я стараюсь доказать себе, что два и два составляют четыре, – сказала она в это утро леди Дженни, – но не могу этого достигнуть». Этим она хотела сказать, что она подозревала Карлтона, но у нее не доставало нити, связывающей это подозрение с неоспоримым фактом. Только после этого замечания леди Дженни показала ей найденное письмо Клариссы. Мистрис Смит долго рассматривала его, не делая никакого заключения.
– Что мне делать? – Спрашивала она сама себя. – Повидаться ли раньше с судьей и рассказать ему мою историю или идти к адвокату и передать ему все дело? Я, слава Богу, не знаю всех этих дел и не знаю теперь, как за это взяться. Но так или иначе, а я начну действовать сегодня же вечером.
При таком возбужденном и решающем состоянии ума, воля теряет свою силу. Смит надела шляпу и собралась уходить, но молодая служанка ее, недавно только вернувшаяся из гостей, решительно отказалась остаться одна с мертвым ребенком.
– Но неужели ты, невзирая на свои года, настолько глупа, что не понимаешь, что этот мертвый ребенок ничего не может сделать.