Странно было видеть по природе спокойную мистрис Смит охваченной такой лихорадочной решительностью. Боялась ли она, чтобы Карлтон не заподозрил что-нибудь и не скрылся, упрекала ли она себя внутренне в том, что до сих пор не догадалась о его преступности, его, которого она в течение месяца видела ежедневно почти у себя. Одно верно, что теперь, когда она была уверена, что преступление совершено им и им одним, она была в таком отчаянии, что если бы могла повесить его своими руками на каком-нибудь столбе, она бы сама произвела суд над ним, не ожидая ни минуты и не стесняясь подробностей судебного производства.
Мистеру Дрону не удалось убедить ее. Ни одна женщина в мире не могла бы сравниться в настойчивости и упрямстве с мистрис Смит: решение было ею принято и адвокат был не первый, который должен подчиниться ее воле. Итак, ровно в одиннадцать часов он проводил мистрис Смит в суд и попросил частной аудиенции. Когда прошение было принято, закрыли двери для публики и стали рассматривать дело.
В это время Карлтон спокойно продолжал свои утренние визиты, беспечно болтая со своими пациентами, не зная о том, что противники за его спиною ставят для него сеть, в которую он скоро должен попасть.
Окончив свои визиты, он ранее обыкновенного вернулся домой.
Эпидемия прекращалась так же быстро, как она явилась в Венок-Сюд и заботы у врачей стало меньше. Карлтон вошел к себе в кабинет, мельком взглянул в книжку, где записывались клиенты, сделал несколько распоряжений насчет лекарств, которые Джеферсон должен был приготовить к его приходу и в час дня вошел в столовую к завтраку.
Лора только что села за стол. Они очень редко завтракали вместе, так как дела всегда задерживали Карлтона в это время в городе. Она с удивлением посмотрела на него.
– Ты сегодня пришел рано, – сказала она, оставив на месте стул, который хотела подвинуть к камину, чтобы сесть к огню.
– Раньше обыкновенного, не правда ли?… Ах, дорогая, если я не буду решительнее, я никогда не освобожусь от этих утомительных занятий. Как ты вчера рано легла, – продолжал Карлтон, переменив тему.
– Я была утомлена, – сказала она уклончиво.
На самом же деле это была не усталость, а досада на странный, неожиданный отъезд Дженни, который заставил ее удалиться так рано в свою комнату.
– Твой завтрак остынет.
Лора равнодушно посмотрела на стол; потом, устремив пронзительный взгляд на своего мужа, который сел против нее, она сказала:
– Итак, этот ребенок, говорят умер.
– Какой ребенок? – Повторил Карлтон, который, думая в это время совершенно о другом, действительно не понял ее.