Выключил воду, обтерся полотенцем и нехотя снова обмотался простыней. Стояк никуда не делся.
Когда вышел из ванны, «Агафья» уже переоделась в человеческую одежду, сменив бесформенный темно-синий халат, заляпанный краской, на обычную футболку и тонкие шорты до колен. Как-то они у женщин иначе назывались. Самое время посвятить себя поиску этого слова.
Ох, черт возьми, как они ее попку обтягивают! Если бы он даже стер руки в кровь, пока стоял в душе, сейчас при взгляде на эту задницу у него опять стал бы каменный. Прошел на кухню и быстро сел за стол, не стоять же с маятником посреди кухни, надеяся, что она сама обратит на него внимание?
Еда отвлекла ненадолго. Ели молча, каждый, похоже, думал о своем. Взглядами старались не встречаться. Воздух стал таким напряженным, что можно было ножом резать.
Мисс Красивая Попка только изредка бросала какие-то взгляды, которые Воронцов не мог объяснить. Злиться? Боится? Хочет его? Адекватно анализировать он не мог, кровь-то отлила ниже, так что неудивительно.
Чертова простыня ничего не скрывала, как полагается. Ну хоть похитительница перестала коситься на его член, целиком посвятив себя оладьям. Как будто не видела ничего более интересного. Оладьи, конечно, вкусные, но и Воронцов мог предложить ей кое-что поинтересней!
Разложить ее прямо на этом столе, например.
— Не нравится? — встрепенулась Мата Хари.
— А?
— Не нравятся оладьи, говорю?
Воронцов понял, что так и сидит перед полной тарелкой.
— Очень нравятся.
Она ему не поверила. Прищурилась, но ничего не сказала.
— Чай, может, поставить?
А для этого ей придется встать к плите. Встать как раз на уровне его глаз со своей обтянутой попкой, к которой он так хотел прижаться.
— Не надо.
— Мне не сложно.
— Сиди, где сидишь! — рявкнул он.
Отвела глаза, поджала губы. Вот теперь точно злиться. Молодец, Воронцов, пять баллов за сообразительность.
— Что-то не едут твои мастера, — процедила, глядя в сторону.
— Еще по телефону сказали, что у них много вызовов.
— Да что ты?
— Очень вкусные оладьи.
И два балла за умение переводить тему.
— Да не впихивай в себя, если не нравятся.
— Очень нравятся, — упрямо повторил Воронцов.
Только, похоже, он сейчас вообще не про еду.
— И поэтому ты их ешь через силу?
— Ничего я не ем через силу!
— Ой, да сказал бы уже правду… — закатила глаза.
— Я и говорю правду!
— Так я тебе и поверила.
— Вот ты хуже моей тещи, ей-богу.
Повисла тишина.
Можно ли сильнее поджать губы? Оказалось, можно. Господи, она же не знает ничего. И вот как ей объяснить?
И самое главное зачем? Зачем что-то объяснять женщине, с которой он планировал провести всего одну ночь и больше не встречаться?