Келия матушки находилась на территории разрушенной Пустыни, среди леса, на склоне глубокого оврага. Лучшего места для монаха-безмолвника не найти.
Весь Голосеевский лес освящен молитвами великих подвижников благочестия. Основатель скита – святитель Петр (Могила) – коленопреклоненно молился здесь по ночам, укрепляясь духовно. Святитель Филарет (Амфитеатров), приезжавший в Голосеево на весну и лето в течение 17 лет вместе с духовным отцом – преподобным Парфением – постоянно прогуливался с ним по лесу, совершая наизусть Псалтирь. Старец Парфений ежедневно совершал подобные «проходки» по лесу и в полном одиночестве, полностью прочитывая наизусть Псалтирь, дважды совершая Богородичное правило (300 молитв «Богородице Дево, радуйся…») и творя Иисусову молитву. Блаженный Феофил Китаевский, дважды подвизавшийся в Голосеевской Пустыни, убегал в лес от своих многочисленных почитателей, забирался в дупло огромного дуба и молился там втайне от всех. «Проходки» по лесу с молитвой совершали и блаженный Паисий, который нес в Голосеево послушание записчика и чтеца схимнического правила для святителя Филарета (в схиме Феодосия), и преподобный Алексий, воистину народный старец, духовно окормлявший сотни людей самых разных сословий и практически никогда ни перед кем не закрывавший двери своей скромной келии.
Матушка Алипия стала продолжательницей духовного делания Голосеевских старцев. Как владыки Петр и Филарет, она подвизалась в денно-нощных молитвах, которые совершала и келейно, и в лесу, и в глубоком овраге. Как блаженные Паисий и Феофил, подвизалась в подвиге юродства ради Христа, прикрывая им свои молитвенные и постнические труды.
Матушка ходила в черных одеждах, а на голову надевала детскую меховую шапочку. Хрупкая, сухенькая, она казалась горбатенькой, поскольку на плечах или на спине носила икону мученицы Агафии и небольшой мешок с песком (своеобразные вериги), а на шее – множество больших железных ключей (их количество соответствовало числу ее духовных чад). Принимая нового человека под свое духовное окормление, матушка вешала на шею и новый ключ.
Речь ее тоже была своеобразной: женского рода для нее не существовало, обо всем она говорила только в мужском роде, в том числе, и о себе, и о представительницах женского пола. Многие воспринимали это как проявление юродства.
Но, может, была и другая причина: почти четверть века матушка провела в мужских обителях – в Лавре и разрушенной Голосеевской Пустыни, окормляясь у старцев и подражая подвигам древних и близких к нам по времени преподобных. А ведь еще святитель Игнатий (Брянчанинов) сказал, что если немощная женщина подвизается из любви ко Христу, то и она «блажен муж», по словам Псалмопевца. Возможно и то, что матушка по благодати достигла такого духовного состояния, когда перестаешь делать различие между мужским полом и женским, когда каждого человека воспринимаешь как «новую тварь во Христе», как нового Адама, как живой образ Божий. И тогда и о себе и о каждом говоришь «он».