И злиться было от чего! Снова она завладела его разумом и подцепила на крючок дикого влечения его тело, того и гляд, штаны лопнут от желания.
Теперь Дим сидел, как на иголках, нетерпеливо ожидая, пока она отработает программу. Не задумываясь о том, что не имеет на то никакого права, он хотел учинить допрос.
Но турецкая ночь — это не один танец! Она зажигала других и приглашала в круг всех желающих. Набежали мужики, не имеющие представления, куда и как двигать телом, чтоб соответствовать имиджу горячего восточного парня. Они выдавали какую — то пародию на лезгинку, смешно, словно медведи в цирке водили хоровод вокруг дрессировщицы — чаровницы и едва не пускали слюни. Но действо нравилось всем!
Всем, кроме Дорохова, который готов был, как лев шакалов, раскидать всю эту толпу. Он ревнивым взглядом сопровождал каждый жест девушки и составлял список смертников, которые жались к ней.
Но вот Влада организовала живой ручеек, направив его к выходу, и собиралась незаметно улизнуть.
Девушка отвлекла всех от своей персоны, кроме Дима, который, послав временно на хрен свое и без того раненое самолюбие, ринулся за ней.
Догнав убегающую принцессу, он схватил ее за запястье.
— Влада, постойте!
— Как вы меня узнали? — быстрый взволнованный взгляд поспешно укрылся в тени густо накрашенных ресниц. Однако этого хватило, чтоб мужчина поймал это мимолетное выражение радостного смущения.
Влада развернулась к нему лицом. Чувства обострились до предела. Прикосновение его ладони словно обожгло. Мгновенно миллионы искорок наслаждения разлетелись от запястья по всему телу, будоража, заставляя сердце неровно биться. Ноги стали ватными — то ли от усталости, то ли от почти болезненного чувствования СВОЕГО мужчины. Он был в такой опасной близости, что Влада упивалась его жадным дыханием, смешанным с неожиданно приятным, волнующим шлейфом коньяка и сигарет. Девушка замерла. Этого не может быть… Ее ведь всегда едва не выворачивало наизнанку, когда муж лез целоваться, употребив алкоголь и накурившись.
Муж. Безжалостная, ржавая машина времени вырвала ее из томительного волшебства чувственности, столь неожиданно проснувшейся в ее протестующем теле.
Уже не по ее отчаянной просьбе, а как защитный рефлекс, перед глазами, ослепляя пережитым страхом, рефлекторно снова всплыла картина.
Одиннадцать месяцев назад
Влада уже немного освоилась и, наконец, поверила в то, что жизнь налаживается. Работой она занималась с легкостью, иногда даже мурлыча какой-нибудь незатейливый мотивчик.
И вдруг… Если бы прямо за спиной неожиданно, с визгом и грохотом, обдавая жаром и подавляя мощью, затормозил локомотив, она не испугалась бы так, как сейчас. Ей показалось, что от этого негромкого голоса кровь остановилась.