– Этот Ритуал нужен, потому что сама королева собиралась принять в нем участие, – закончил Макон. – Может быть, Эрик и не посягает на власть, как ты говоришь, и я тебе верю, но он ведь и не позволит ей убить себя, верно? Особенно, если узнает, что ты жива. Я не могу остаться здесь, Марина, потому что Этель сейчас в опасности, и она продолжит лезть в петлю. Ее неразделенная любовь уже давно превратилась в жгучую ненависть, и теперь она готова сделать все, чтобы исполнить мечту и избавиться от буревестника.
В затылке пульсировала боль, когда Эрик пришел в себя. Вокруг было темно, а затхлый воздух только усиливал тошноту. Внутренности горели огнем.
Он не сразу понял, где находится. Последнее воспоминание было об огненной стихии, а сразу после – боль и темнота. Эрик дернул руками, и ответ пришел сам собой: цепи.
Этель заковала его в цепи и бросила в темницу.
Может быть, даже в ту же самую камеру, из которой когда-то сама же и освободила.
Эрик вслушался в стихии – по крайней мере, больше ни одна из них не погибла за время, пока он был без сознания. Только вместо стихии огня теперь в его сознании была оглушающая тишина.
Впрочем, он никак не мог обратиться и к Времени тоже. Временные потоки застыли, словно скованные льдом реки, и Эрик не знал, что должно произойти, чтобы течение Времени снова возобновилось. Да и выживет ли мир, если время почти замедлило свой бег? Разве это возможно, чтобы будущего больше не было?
Беспокойное сердце по-прежнему звало и тянуло, куда-то за границу Гранатового леса, перетягивая все внимание на себя. Эрик закрыл глаза, хотя в кромешной темноте в этом и не было необходимости, но с закрытыми глазами тихий зов ощущался яснее. Громче. От него в груди разливалось тепло, и Эрик растворялся в этих ощущениях, совсем как в те разы, когда он касался Рин.
В эти моменты Время действительно переставало существовать. Прикосновения к ней, тепло ее кожи под пальцами становились его воздухом, а изгибы ее тела – огнем, который омывал его с головы до ног. Единственным воздухом – становилось ее дыхание, которое он пил, словно вино, пока целовал. Она была его стихией, единственной и неповторимой.
Его истинной парой.
Удивительно, как извернулась жизнь, раз теперь он снова очутился здесь, в темницах Чертога, где когда-то был целиком и полностью уверен, что ему предназначена другая. Он никогда не ощущал Этель также, как Рин. Даже та их единственная ночь не шла ни в какое сравнение.
Королева стала лишь одной из череды женщин, которые у него были. И лучше ей было не знать об этом. Только безумцы говорят королевам такие вещи.