И остальные «ашки» были ничуть не хуже. Замечательные были. И АлиСанна полюбила их всей душой. Впрочем, она всех своих детей любила именно так – искренне и сильно, даже если поначалу и чувствовала себя тигром и дрессировщицей одновременно. И дети, кстати, отвечали ей взаимностью.
Глава девятая,
в которой кончается одно и начинается другое
Ремонт – это всегда сложности, проблемы и неурядицы. Даже если это ремонт в крошечной однокомнатной «хрущёвке». А теперь представьте, что такое ремонт в школе. Да ещё и «без отселения». Рассказывать об этом я уже начала. Теперь продолжу. Потому что именно с того ремонта и началось то, что стало для школы началом конца и огромной личной трагедией для нашей с вами АлиСанны.
В тот злосчастный год буквально каждый член коллектива проявлял чудеса героизма. Работать зимой в неотапливаемых помещениях – это не фунт изюму. Холодно было ужасно. А ещё грязно, шумно, тесно (строители поочерёдно перекрывали по этажу, и приходилось ютиться на оставшихся), да и пахло не слишком приятно.
Про тесноту особый разговор. АлиСанна, например, теперь частенько вела уроки в кабинете труда для мальчиков, и её дети писали сочинения за верстаками среди молотков, пил, стамесок, рубанков и прочих, чрезвычайно повышающих градус вдохновения предметов.
Несчастный завуч Олег Дмитриевич Люблинский чуть ли не ежедневно совершал невероятное: перекраивал расписание, чтобы каждому классу и каждому учителю найти кабинет.
Можно, конечно, было бы обратиться в соседнюю школу и попросить пускать несчастных жертв ремонта к ним (во вторую смену, разумеется). Марианна Дмитриевна поначалу так и сделала. Соседи не отказали. Но беда в том, что школа эта находилась так сказать, в дальнем соседстве, ближе просто не было. Пешком до неё было идти минут десять-пятнадцать, причём приходилось пересекать несколько дорог, в том числе «стрелку» Каширского и Варшавского шоссе и трамвайные пути. Так рисковать детьми никто не хотел. Вот и выходило, что лучше было учиться и работать дома, у себя, в родной школе. И никого не смущало, что происходило это фактически в две с половиной смены. У АлиСанны теперь иногда рабочий день заканчивался одиннадцатым или даже двенадцатым уроком (что её, кстати, вполне устраивало, потому что получалось пропускать меньше пар в институте), у других дела обстояли ничуть не лучше.
Но ничего, как уже было сказано выше, ремонт пережили. И летом, выйдя из отпусков, принялись отмывать свеженькие, отремонтированные кабинеты и коридоры.
В жизни АлиСанны в то время происходило невероятное. Не вдаваясь в подробности скажу только, что возник вдруг рядом тот, кто был её первой любовью. И этим всё сказано. Первая любовь была у всех, ну, или почти у всех. И те, у кого была, знают, что это такое. У АлиСанна эта любовь была долгая, несчастная, и, как ей казалось, безответная. Объект этой самой любви женился, АлиСанна, как мы уже знаем, тоже вышла замуж. Не по какой-то неземной любви (предыдущая-то никуда не делась!), а просто из симпатии. И хотя мужа не так чтобы обожала, но прожили бы они всю жизнь. Пушкин-то ведь не зря про Татьяну Ларину писал. Рискуя показаться склонной к неуместному пафосу, тем не менее напишу: она, Татьяна Ларина, типичная русская женщина. Такие, как она, на Руси, в России, в Советском Союзе и снова в России были до Пушкина, во время Пушкина и уже почти двести лет после него. Причём не в единичных экземплярах. Чуть ли не поголовно всё женское население вышеупомянутой страны, как бы она ни называлась и какой бы политический строй в те или иные годы в ней не господствовал, - татьяны ларины. Во всяком случае, в смысле верности и готовности к самопожертвованию.