Старшие сестры

Считается, что до определенного возраста мальчики не интересуются девочками. Ложь. Я интересовался ими всегда. В нашей большой семье было как-то не принято стесняться друг друга. С сестрами (я был единственным пацаном, так уж случилось), родными и двоюродными, мы всегда мылись вместе, не делая из этого никакой проблемы, и мама, и тетя Надя, нисколько не стеснялись меня, хотя в мои семь лет писюн упруго стоял; спокойно обнажались передо мной по поводу и без повода. Тетя Надя постоянно стебала меня, дразня:  мол, писунок-то у меня хоть и невелик, но стручочек твердый. А сестер у меня было три: одной двенадцать, другой четырнадцать, младшая, Аленка, которой было семь, и еще двоюродная пятнадцатилетняя Катюха с обалденными титьками. Вот на ее-то титьки у меня постоянно и вставал, хотя я привык с малолетства вести себя вполне спокойно… вроде бы. Среди голых девочек. 

Как-то раз я обратил внимание на то, что мама очень уж тщательно трет мочалкой писюшку Нинельки, моей средней сестры. А Ниньке это явно нравилось. Тетя, конечно, обратила внимание на это; сие не обошло меня вниманием. Как бы невзначай она, покачивая попой, прошла мимо меня за шайкой, задев бедрами. Стоит ли говорить о том, что мой инструментик напрягся. «Ага, — заметила она, — смотри-ка, Анька! Сын-то твой, однако, стал мужиком!» — и, возвращаясь, как бы невзначай потрогала мой член. Мне стало приятно.  

Нинелька будто невзначай расставила ножки пошире. Мама продолжала намывать ее между ног. Нинька стала помогать, прижимая мамину руку с губкой к своему естеству.  

Мама не обнажала крохотный девичий клитореныш, только мягко массировала губки дочери. Наконец девочка спустила.  

Мне нравилось мыться в бане со всем нашим семейством. Отец присоединялся к нам редко, все сплошные командировки. Сестры, мама и тетя Надя  берегли мои чувства эстетики. Я нисколечко не заморачивался на том, что это якобы неприлично. Да мы и с Аленой всю жизнь спали вместе, трогая друг дружку перед сном, и ходили вместе в туалет. Одной ей было как-то неинтересно. Спускала свои белые трусики: весело журчала янтарная струйка детской писанины. Нам это нравилось, и ни мать, ни тетя, ни старшие сестры не осуждали нас за это. Нинелька, Светланка и Настена всегда возились заполночь на постели; их останавливало только то, что в конце концов кому-то из них приходилось рано или поздно отсекаться и спать одной — втроем на кровати было все-таки тесно.  

Таким образом, я был в некотором малиннике. И знаете, кто больше всего меня возбуждал? Конечно, тетя, вернее, ее безумно большой бюст. Как-то раз я обратил внимание на то, что она, читая учебник тригонометрии, как-то странно наклонилась над столом; нижними уголками корочек темно-синей книжки она прикасалась к своим выпирающим из ярко-оранжевого сарафанчика титечкам. Я видел, как выпирают ее груди со стоящими сосками сквозь тонкую ткань. Ее бедра при этом были плотно сомкнуты, но время от времени размыкались — это не ускользнуло от моего внимания. Тетя поглаживала и щекотала твердым картоном оконечности своих полушарий, периодически сжимая свои стройные, как у двенадцатилетней девочки, ножки — а уж в этом-то я толк знал.  Заворожено я смотрел на действо. Это было почти... {