— Что ты ей рассказал о нас? — спрашиваю, размазывая вилкой по тарелке остатки картошки.
— Да так. Полуправду.
— А поконкретнее?
— Сказал, что мы недолго встречались. Потом я наломал дров, и ты меня послала. Ну, а теперь я, вроде как, стараюсь загладить вину, и все такое.
— Прекрасно. И она тебе, конечно, поверила.
— Я могу быть убедительным.
— Да уж. Особенно в разговоре со следователями.
Балашов темнеет лицом и на некоторое время замолкает.
— У тебя прекрасная мать, Марьяна.
— Думаешь, я не знаю?
— Нет, я вообще не о том.
— А о чем же?
— Ты тоже станешь хорошей матерью, если только захочешь. У тебя перед глазами был достойный пример.
Отбрасываю вилку и отворачиваюсь к окну. Я не собираюсь становиться матерью! И не стану ей. Хотя мысль об аборте пугает меня до трясучки.
— А как насчет тебя, Балашов? Какой пример был перед твоими глазами?
— Не очень хороший, — честно сознался он. И от этой честности мое сердце дрогнуло. Во второй раз за этот чертов вечер…
Демид
Не знаю, что чувствую, когда Марьяна благодарит меня за то, что я сам по большому счету и допустил. Нет, я понимаю, что когда-нибудь правда, один черт, всплыла бы наружу, но по моей вине это случилось гораздо быстрее, чем мы планировали. Вот, почему Марьяна злится. И, наверное, имеет на это полное право. Но мне надоело скрывать собственную дочь. Надоело! Я делал это три года. Три чертовых года я отмалчивался, слушая рассказы парней в зале об их детишках, хотя мне тоже было, что рассказать. Меня, как и их, переполняла отцовская гордость. Я хотел кричать на весь мир: смотрите, это моя девочка, и засыпать ее фотками свой Инстаграм. Мне хотелось таскать ее с собой на тренировки, как это иногда делали ребята из моей команды, да и вообще бывать с Полинкой как можно чаще. Но я, считай, жил на две страны, и когда дела вынуждали меня находиться в Америке, не видел дочку неделями.
— Где я могу умыться? — спрашивает Марьяна, отвлекая меня от не самых радужных воспоминаний.
— Вторая дверь направо. Тебе стоит тут чаще бывать.
Она никак не комментирует мои слова. Лишь опускает взгляд, сутулит плечи и выходит прочь из комнаты. А я иду в кухню, чтобы приготовить к ее возвращению кофе. Если есть в мире человек, который не может жить без этого напитка в принципе — то это Марьяна. Достаю чашки и невольно снова возвращаюсь на четыре года назад…
Марьяна уходит в отведенную ей спальню сразу же, после ужина, а я еще вожусь по дому некоторое время: складываю грязную посуду в посудомойку, протираю от пыли мебель, мою полы. Как вы понимаете, нашего приезда здесь не ждали. Мне только предстоит как-то объяснить хозяевам свое присутствие в их доме. И хотя я не думаю, что с этим могут возникнуть проблемы (в конце концов, Игорь сам неоднократно приглашал меня погостить), эта мысль, один черт, меня напрягает. Кошусь на часы. Всего-то девять. Беру телефон, отыскиваю контакт и прикладываю трубку к уху.