За вас отдам я жизнь. Повесть о Коста Хетагурове (Либединская, Джатиев) - страница 10

Коста прислушался.

— Я так увлекся шашлыком, что забыл о главном. Кто же прав? Москвичи? — продолжал Андукапар. Он не слишком интересовался политикой, но все же испытывал невольное любопытство к дискуссиям, проходившим в землячестве. А сегодня должно было обсуждаться «Воззвание Всероссийского Совета студентов», размноженное на гектографе и разосланное студенческим землячествам.

В «Воззвании» Совет требовал от землячеств, чтобы они не ограничивали свою деятельность материальными вопросами. Конечно, помощь нуждающимся студентам — дело необходимое и благородное. Но пора подумать и над более серьезными проблемами: политическими и социальными. А над какими именно и каким образом — это надлежало решать на своих сходках самим студентам.

Сегодня, собравшись якобы для встречи с новым земляком, студенты продолжили начавшуюся несколько месяцев назад дискуссию. Но присутствие Коста явно стесняло их. В сущности, они ничего не знали о своем новом соотечественнике, а времена тревожные, об осторожности забывать нельзя. И чтобы увести разговор от опасной темы, Сайд весело ответил Андукапару:

— Дискуссии — это хорошо! Продолжение следует. Но сейчас я бы с удовольствием сплясал лезгинку. Ведь что ни говори, а сегодня у нас праздник…

Зазвенел фандыр[3], студенты образовали круг и захлопали в ладоши. Сайд вышел на середину и, лихо гикнув, закружился в стремительном и четком танце.

4

Как трудно просыпаться по утрам! Глаза слипаются, голова сама валится на подушку, руки и ноги точно налиты свинцом. Но опоздание на утреннюю молитву в академии не прощают.

Коста сбрасывал одеяло и медленно одевался, ежась от пронизывающего холода, — печи за ночь выстывали, ни к чему нельзя было прикоснуться, все казалось ледяным. Вот когда он понял, что такое петербургская осень!

На улицах еще горели тусклые фонари. В длинных и узких коридорах академии было темнее, чем за ее окнами, — на весь коридор полагались две чадные керосиновые лампы — в начале и в конце, — и приходилось шагать, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться о ведро или швабру, забытые подвыпившим служителем. Керосиновый угар заполнял коридор, летала копоть, студенты кашляли и ругались.

В рисовальных классах были нумерованные места для студентов и «низкие», ненумерованные, для вольнослушателей. За час до начала занятий вольнослушатели собирались у дверей с поленьями под мышкой и терпеливо ждали, когда сторож, звеня связкой ключей, отопрет класс. Тогда, толкая друг друга, они спешили к круглому пьедесталу натурщика и поленьями занимали себе места. Многие студенты считали «низкие» места более удобными и отдавали вольнослушателям свои номера, лишь бы посидеть на поленьях: натура рядом, все видно.