— Нет, нет, лучше мне уйти!
— Хасаук очнется, я попытаюсь помирить вас, — сказал Коста.
Аскерби грустно покачал головой. — Это невозможно, Коста!.. Из твоего дома вынесут два трупа.
— Ой, аллах! — очнувшись, простонал Хасаук. — Взгляни на раба твоего! Где я?
Коста спрятал ружье, закрыл на ключ дверь и, взглянув на Аскерби, твердо сказал:
— В Душе горца нет места трусости! Делай то, что я скажу!
— Где я? Кто тут? — снова простонал Хасаук, пытаясь подняться.
— Хасаук, это я, — склонившись над больным, проговорил Коста и поднес к его губам кружку. — Попей, Друг, легче будет!
Хасаук глотнул воды, ладонью провел по лицу.
В памяти смутно всплыла шахта «Могильная», потоки воды, грохот обвала и полная, смертельная тьма.
— Это ты меня спас, Коста? — прошептал Хасаук.
— Нет, Хасаук. Тебя спас твой брат. Вот он. Подай ему руку. — Коста приподнял Хасаука. — Взгляни на него… Спасая тебя, он сам чуть не погиб. Аскерби, подойди ближе! Отныне вы — братья.
Аскерби нерешительно приблизился к кровати и, опустив голову, молча стоял в ногах Хасаука.
— Где мое ружье? — узнав кровника, яростно закричал Хасаук, и глаза его забегали по стенам комнаты, Он рванулся, пытаясь подняться, но тут же рухнул и застонал от боли.
Аскерби, не шевелясь, глядел на своего беспомощного врага.
— Одумайся, Хасаук! — прикрикнул Коста. — Твое ружье здесь. Я отдам его тебе. Но в кого ты будешь стрелять?
Аскерби с трудом проговорил:
— Я стою у твоих ног безоружный. Стреляй! Я не дрогну. Я знаю свою вину и готов принять смерть. Но только знай, что мать твоя назвала бы меня своим сыном, потому что я спас тебе жизнь.
Коста положил руку на Плечо Хасаука.
— Это верно. Я свидетель всему! И я расскажу об этом людям.
— Коста! Ты же поклялся, что вернешь ружье, когда я встречу своего кровного врага… Будь верен слову! — Хасаук закрыл лицо ладонями.
Побледнев, Коста достал ружье.
— Бери. Но знай, что, выстрелив, ты будешь презреннейшим из всех презренных.
Хасаук схватил ружье, прижал приклад к плечу прицелился…
Аскерби стоял, подняв голову, на лбу его выступили крупные капли пота. Потянулись мучительные секунды. Хасаук не выдержал: ружье выпало из его рук и с грохотом упало на пол.
— Ля иллях иль алла, — простонал он. — Нет бога, кроме бога… Пусть будет по-твоему, Коста.
Увидев Коста, Варвара Никифоровна только руками всплеснула:
— Никак отпустили тебя, батюшка?!
— Самовольно, — усмехнувшись, махнул рукой Коста. — На вас, дорогих друзей моих, поглядеть захотелось. Затосковал, мочи нет… Что Агунда наша? И за нее душа болит!
— А уж за нее тревожиться нечего! — даже немного обидевшись, сказала Варвара Никифоровна. — Или в плохие руки отдал? Иди сюда, доченька…