— Уж не случилось ли чего? — громко крикнул ему Ислам.
— Родичи твои, князья… — запыхавшись, ответил слуга. — Сам Мисост-бий, тесть твой, пожаловал. А с ним князья Дудов и Шарданов. Мириться приехали. Надо пир устраивать, а у нас нет ничего. Ох, нехорошо это, обидчивые они…
— Не будет у меня с ними ни мира, ни пира, — возразил Ислам и обратился к Махачу: — Иди-ка в лес и жди, пока я за тобой пришлю. Нельзя, чтобы они тебя здесь увидели. Волки же!..
— Я, пожалуй, с Махачем останусь, — сказал Коста. — Дружбы с князьями у меня никогда не получалось. Если не считать тебя, конечно, — улыбиулся Коста Исламу.
— А может, они именно к тебе и приехали, Коста? — с сомнением и надеждой предположил Ислам.
Коста с удивлением взглянул на друга и рассмеялся:
— Не хочешь один гостей принимать — так и скажи. Не тот я человек, чтобы друга в беде бросать. Ладно, пошли!
Три сытых, сверкающих серебряной сбруей коня веселым ржанием встретили их у ворот.
— Садам алейкум, князья, — суховато сказал Ислам, входя в дом.
— Алейкум салам, Ислам-бий! — отозвался тесть, и князья повторили за ним: — Алейкум салам, Ислам-бий!
— Прошу чувствовать себя, как дома, в моем чабанском жилище, — все так же сдержанно продолжал Ислам.
— Спасибо за радушие, — проговорил князь Дудов, разглаживая свою длинную рыжую бороду. — Не взыщи, что без приглашения пожаловали. Нас к тебе дело привело.
— Дело, Ислам-бий, дело! — шепеляво подтвердил коренастый князь Шарданов, поправляя серебряный кинжал.
— И тебе наш салам, Коста, потомок легендарного Хетага, — проговорил Мисост-бий, и князья сдержанно поклонились Коста.
— Садитесь, прошу вас, гости, — сказал Ислам, указывая на грубые деревянные стулья, расставленные по комнате.
Князья расселись, как подобало по-старшинству. Мисост-бий первым завел вежливый разговор. Прежде всего он поинтересовался здоровьем зятя. Осведомился и о здоровье Коста. Впрочем, спрашивать об этом особой нужды не было. Усталые, худые, бледные лица говорили о том, что не могут друзья похвастаться богатырским здоровьем.
Помолчали.
— О, аллах, — вздохнул Мисост-бий. — Лихое время наступило в империи. Не до семейных раздоров ныне, сын мой. Ты муж моей дочери, ты мне как родной сын. Отныне — свидетель тому аллах и ближайшие мои друзья — я вычеркиваю из сердца все обиды на тебя. Вот моя рука. Пусть будет мир между отцом и сыном! — Мисост протянул руку Исламу, стоявшему возле дверей, как подобает зятю в присутствии тестя.
— К чему эти церемонии? — холодно сказал Ислам. — Я вас никогда не обижал, зла не желал. — Он опустил глаза, сделав вид, что не видит протяну» той руки тестя.