Однажды летом 1883 года Коста зашел к Андукапару, в его небольшую квартирку на Петроградской стороне, неподалеку от Военно-медицинской академии. За круглым столиком сидели два незнакомых Коста человека. Один — постарше, в легком сером костюме, другой — совсем молодой, в студенческой форме. Почувствовав, что прервал беседу, Коста смутился, но Андукапар радушно представил его своим гостям:
— Прошу познакомиться — мой брат, Хетагуров-младший, Константин Леванович. А это тоже братья, — добавил он, и едва назвал их фамилию, как яркий румянец радостного волнения залил бледное лицо Коста.
Это были братья Якубовичи. Собственно, Андукапар дружил со старшим из них — доцентом Медико-хирургической академии, талантливым детским врачом, который уже имел свои научные труды. Но Коста больше взволновало присутствие второго брата — Петра Филипповича. Его стихи, ходившие в списках но рукам под псевдонимом «Л. Мельшин», или просто «П. Я.», пользовались популярностью среди петербургского студенчества, — мало того, это был едва ли не самый любимый поэт молодежи. Его стихотворения знали наизусть, их распевали, перекладывая на музыку, и рассказывали, что даже сам Желябов, прочитав стихотворение Якубовича «Битва жизни», выразил желание познакомиться с автором.
У Коста тоже хранились переписанные им у друзей запретные строки Якубовича — и «Весенняя сказка», и «Падающая звезда», и «В театре». Но одно стихотворение он часто мысленно повторял, когда бывало особенно грустно и тяжко:
Я — твой, Земля! Твои страданья,
Твои восторги близки мне —
Былинки мирное шуршанье
И ропот грома в вышине…
…И если там, в стране безвестной,
Иная жизнь и счастье есть,
Хотел бы я — и рай небесный
Сюда, на Землю, перенесть!
Эти стихи волновали и простотой, и любовью к жизни — к сложной земной жизни.
С благодарной нежностью глядел сейчас Коста на этого совсем еще юного человека, на своего ровесника, который уже успел завоевать сердца вольнолюбивой молодежи. Неужели и ему, Хетагурову, суждено когда-нибудь тронуть сердце родного народа? Неужели это возможно?..
Младший Якубович приветливо сказал:
— Слышал о вас от Борисова и от Городецкого. — И, вновь обратившись к Андукапару, видимо, продолжил прерванный приходом Коста разговор: — Да, друзья, это будет страшный удар для русского искусства!