Послышался суховатый, едкий смешок Чистякова, однако Исаев сделал вид, что ничего не заметил, и заговорил громче:
— Отныне категорически отвергаются прошения о приеме в академию лиц слабого пола. Я имею в виду женщин, господа! А для девиц, которые уже учатся в академии по протекциям высокопоставленных лиц, установлены особые часы занятий, дабы не общались… Это — четвертое. Но главное, чего мы добились, усердными нашими трудами, — это то, досточтимые господа, что воля его величества выполняется нами неукоснительно… Ровно два года назад мы получили высочайшее повеление очистить академию… Предлагаю просмотреть личные дела воспитанников, за которыми замечено… — Исаев красноречиво взглянул на стол, заваленный папками. — Надеюсь, вы меня поняли? — И с презрительной гримасой на холеном лице он взял со стола первое попавшееся дело…
— Вот, господа, к примеру, Хетагуров Константин… — тут конференц-секретарь насмешливо глянул на Чистякова. — В чьем классе он пребывает?
— Кто, кто? А-а! Хетагуров! — словно проснулся ректор академии Иордан, глухой, полуслепой старик, которому давно уже все было безразлично.
— Хетагуров — мой ученик, — не поднимая глаз на Исаева, холодно сообщил Чистяков, хотя внутренне насторожился.
— Так вот, милостивый государь Павел Петрович, — подчеркнуто вежливо проговорил Исаев, листая дело. — Характеристика о благонадежности отсутствует. Игнорировали непременное требование президента. А ведь какое время мы переживаем, господа! Нельзя-с так!
— На это есть инспектор, господин конференц-секретарь! — заметил Чистяков. — Мое дело обучать, а ваше — проверять…
— Вот мы и проверили. И выяснилось, что Хетагуров не сдал в установленные сроки экзамены по некоторым дисциплинам, как-то по истории и… — Исаев нервно листал дело.
Воспользовавшись паузой, заговорил инспектор Черкасов.
— Константин Хетагуров не окончил гимназии, — сообщил он. — Поведение его весьма неблагонадежно. Он был задержан минувшей весной возле снарядных складов и доставлен в жандармское управление. И хотя допрос и обыск ничего предосудительного не показали, однако же… На студенческих вечерах он выступал с чтением недозволенных стихов…
— Позвольте, позвольте, господа! — не выдержал Чистяков и поднялся с кресла. — Хетагуров — одаренный юноша! Уже два года он у меня занимается и, должен сказать по чести, — превосходный молодой человек. Талантлив, весьма талантлив! Вы же сами, господа, на последнем экзамене по живописи выставили ему «17». — Чистяков обвел взором безразличные, усталые лица членов совета. — А 17 — оценка, которая редко кому достается. Юноша талантлив, у него большое будущее, не так ли?..