Махоуни наградил меня задумчиво-скептическим взглядом, а затем снова полез в кунг.
– Сынок, ты варвар! – донёсся спустя какое-то время жизнерадостный вопль агента. – Такие, как ты, раздолбали Римскую империю!
– Аве мне в таком случае… – пробормотал я, усаживаясь на горячий песок около увязшего заднего колеса. – Продолжаем операцию?
– Да… Да, поимей меня все контрразведки мира! Дай мне пару минут, а потом я буду готов взвести курок и сбацать рок!
– Нет, диджей накормил меня роком на пять лет вперёд… – произнёс я и огляделся по сторонам в поисках укрытия.
Находиться рядом с двумя сотнями ракет, среди которых вполне могла попасться какая-нибудь некондиция, мне совершенно не хотелось. Ну, просто ни капельки.
– Сынок, лучше бы тебе укрыться где-нибудь в стороне, – послышался из рации голос Махоуни. – Я начинаю.
– Принято.
– Тогда… Пристегни ремень, Дороти, и скажи Канзасу: «Прости и прощай!»
Я перемахнул через груду обломков метрах в десяти от самоходки и присел около импровизированной бойницы, оставшейся после попадания в бетонную плиту крупнокалиберной пули в незапамятные времена.
И вовремя, потому что почти сразу воздух наполнился непрекращающимся рёвом стартующих одна за другой неуправляемых ракет. Огненные росчерки устремились к цели, оставляя за собой дымные следы, а вокруг ракетовоза поднялось огромное облако пыли и поднятого реактивными выхлопами песка.
Где-то в отдалении послышались взрывы, и я внутренне приготовился к особо мощному бабаху – учитывая, что палили мы по огромному хранилищу топлива, рано или поздно оно должно было взорваться… И скорее рано, чем поздно.
Но взрыва почему-то всё не было. А ведь ракет было выпущено уже пара десятков – не меньше…
С резким свистом из направляющих вылетел очередной НУРС… И бессильно плюхнулся метрах в пяти от ракетовоза на песок, дымя заглохшим ракетным двигателем.
В следующее мгновение прогремел мощный взрыв, за которым последовали ещё и ещё. В последний момент я успел скорчиться на земле, закрыв руками голову, а затем на меня обрушился мощный удар, выбросивший сознание прочь из тела.
Перед глазами всё плыло, взгляд не получалось сфокусировать ни на чём. Было лишь видно, что передо мной раскинулись охваченные огнём руины, а сверху в поле зрения попадал кусок неба.
Голова гудела, словно церковный колокол. Всё тело болело, каждая клеточка тела была наполнена тупой ноющей болью. Лицо заливало что-то тёплое и липкое. Шевельнуться не получалось.
Сознание то и дело гасло на несколько секунд, разрывая единый временной поток на отдельные кадры.