Его ничем не смущает мой ответ.
- Или она избирательна, - он встает передо мной, заставляя меня запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо. - Подумай хорошенько, Макенна. Что вы там делали? И что произошло до того, как тебя сбросили с насыпи?
Гнев опаляет мои и так взвинченные нервы. Это приводит в бешенство, когда кто-то совсем посторонний пытается выудить фрагменты твоей жизни, которые ты не можешь вспомнить.
- Я трахалась со своим парнем, - я выплевываю это со всем презрением, которое испытываю к нему.
Люк не колеблется, он не отступает. Это еще не все... когда я думаю о прошлом, это все равно, что пытаться смотреть сквозь снежную бурю. Память словно туннель, и я вижу только самый центр. А то, что вокруг, кажется темными размытыми пятнами. Я быстро моргаю, пытаясь сосредоточиться на мелькающих в памяти кусочках событий.
- Он трахнул тебя, прежде чем попытался убить.
Его слова вытягивают меня из туннеля, и легкие начинают гореть от шока. Я пытаюсь дышать сквозь нарастающую панику.
- Пошел к черту!
- У сторожевого пса была своя работа. До этого момента он пытался защитить тебя, пытался заставить бросить это дело. Вот почему мне не попадалось твое имя. Он пытался защитить тебя, но через шесть месяцев понял, что это должно закончиться. Или ты, или он.
- Заткнись, к чертовой матери, - я крепче сжимаю рукоять, представляя себе, что всаживаю ему в висок заострённый конец молота. Я зажмуриваюсь, прогоняя этот образ прочь. Я снова в овраге, глаза застилает дождь.
Я не вернусь туда, и я не вернусь в эту проклятую подвальную комнату. Я взваливаю кувалду на плечо и проскальзываю мимо него, дверь подвала всего в нескольких футах от меня. Я беру молоток и направляюсь прямо к ней, каждый удар причиняет сокрушительную боль моим рукам. Грудную клетку и спину сводит спазмом, будто у меня сердечный приступ. Возможно, так и есть. Но я продолжаю опускать молот, разламывая дверь.
Я чувствую, как он обнимает меня со спины и обхватывает рукоять.
- Остановись.
Я борюсь с ним, зная, что это бесполезно. Но я хочу уничтожить эту чертову дверь. Я хочу разбить вдребезги каждый стеклянный шар, каждую безумную скульптуру. Все, что имеет его отпечаток.
Он с трудом перехватывает из моих рук кувалду, а я слишком измучена болью, чтобы пошевелиться. Мое тело обвисает рядом с ним, дыхание становится прерывистым, слишком много боли, чтобы сделать вдох. Мои руки горят, и мне не нужно смотреть на них, чтобы понять, что раны снова открылись. Я чувствую тепло крови, покрывающей мои ладони.
- В ту ночь ты была не одна, - говорит он, прижимая мою спину к своей твердой груди. Я ненавижу его грудь. Я ненавижу его проницательные глаза. Я ненавижу то, что не могу пошевелиться, и то, что я не хочу этого делать, ведь его сила -единственное, что удерживает меня на ногах.