Для того чтобы совладать с этим, потребовалась новая энциклопедическая форма, обладающая тремя отличительными чертами. Во-первых, это цикличность формы, одновременно и инклюзивная, и открытая: «Улисс», «Сердце тьмы», «В поисках утраченного времени», «Бесплодная земля», «Кантос», «К маяку». Во-вторых, это новизна, практически полностью основанная на переформулировании старых, даже устаревших фрагментов, намеренно взятых из несопоставимых мест, источников, культур: признак модернистской формы — это причудливое сочетание комического и трагического, высокого и низкого, тривиального и экзотического, привычного и чуждого, наиболее изобретательным решением которых является соединение Джойсом «Одиссеи» с Вечным Жидом, рекламы с Виргилием (или Данте), совершенной симметрии и торговых каталогов. В-третьих, это ирония формы, которая становится самостоятельной ценностью как замена искусству и его произведениям ради чаемого синтеза мировых империй. Если невозможно более утверждать, что Британия будет править морями всегда, нужно заново ощутить реальность как нечто такое, что можно разделить с художниками, — скорее, в истории, чем в географии. По иронии ситуации, пространствен-ность становится эстетической характеристикой более, нежели чертой политического доминирования, по мере того как все большее и большее число регионов — от Индии до Африки и Карибского региона — бросает вызов классическим империям и их культуре.
СОПРОТИВЛЕНИЕ И ОППОЗИЦИЯ
Lie moi de tes vastes bras à l'argile lumineuse.
Aimé Césaire. Cahier d'un retour au pays natal.
Свяжи меня своими широкими рукавами со светлой глиной.
Эме Сэзер. Тетрадь возвращения на родину
I. Есть две стороны
Группа отношений, которые можно было бы объединить под общей рубрикой «влияние», — стандартная тема в истории идей и культурологии. Я начал книгу с того, что вспомнил знаменитое эссе Элиота «Традиция и индивидуальный талант», чтобы представить тему влияния в ее самой фундаментальной и даже абстрактной форме: связь между настоящим и прошедшим (или непрошедшим) характером прошлого, — связь, которая, по мнению Элиота, включает в себя отношение между отдельным писателем и той традицией, частью которой он/она является. Я высказал предположение, что изучение соотношения между «Западом» и культурными «другими», над которыми он доминирует — это не просто способ понимания неравноправного соотношения между неравными собеседниками, но и путь к пониманию формирования и значения самих западных культурных практик. Необходимо также учитывать устойчивое неравенство между Западом и не-Западом, если мы действительно хотим понять такие культурные формы, как роман, этнографический и исторический дискурс, некоторые виды поэзии и оперы, где в изобилии встречаются намеки на подобное неравенство и основанные на нем структуры. Я продолжаю настаивать на том, что когда в других отношениях, возможно, вполне нейтральные сферы культуры, такие как литература и критическая теория, обращаются к более слабой или подчиненной культуре и интерпретируют ее в терминах неизменных не-европейских и европейских сущностей, нарративов географического обладания и образов легитимности и искупления, поразительным следствием этого является затушевывание силового характера ситуации и взаимного пересечения опыта сильной и более слабой сторон.