Профессор вел себя очень странно — бросал нервные взгляды на наручные часы, на стоящее низко над горизонтом солнце, периодически ругался сквозь зубы, мотал головой и пару раз даже ударился затылком о подголовник — явно специально.
— Не успею ведь… — бормотал, стискивая челюсть. — Дурак… вот ведь дурак…
С каждым ругательством его акцент становился все заметнее, слова все больше округлялись и укорачивались, теряя гласные, и под конец я его совершенно перестала понимать.
Но самое ужасное было даже не это. Самое ужасное было то, что он все время, по чуть-чуть, увеличивал скорость — на милю, на две, на десять… Спидометр-то мне как раз был виден, в отличие от датчика бензина. Но даже если бы и не был — невозможно было бы не заметить, как соседние машины остаются одна за другой далеко позади.
Страх попасть в аварию сидел во мне с самого детства — с того ужасного времени, когда мой папа потерял управление на скользкой дороге — в месте, где уже успело разбиться куча народу. Как сейчас помню его вытянувшееся лицо без единой кровинки, и его глаза, ищущие меня в зеркале, чтобы попрощаться или попросить прощения…
Слава богу, отец смог вырулить, но ведь он тогда и близко не гнал с такой скоростью! Казалось, черный внедорожник несется, чтобы перегнать само время — и я вдруг вспомнила, что профессор должен успеть куда-то приехать «до заката».
Что ж, шансов на то, что, обнаружив, он захочет отвезти меня обратно в город, становилось все меньше, и оставалось надеяться, что хоть денег одолжит на такси… Хотя, какое здесь уже такси?
Я снова осторожно выглянула в окно.
Пейзаж изменился — дорога теперь пролегала между высящимися по обе стороны красноватыми скалами, за которые цеплялись высоченные, пусть и худосочные елки и сосны. Единственным утешением было то, что дорога стала немного уже, а потом и вовсе перешла из разряда скоростных в обычную трассу. Как профессор не торопился, ему пришлось сбросить скорость до сорока миль в час.
Все остальное можно было характеризовать коротким и емким словом «жопа». Потому что если сопоставить время, проведенное в этой машине со скоростью, с которой она двигалась, получалось, что отъехали мы от города километров на сто, не меньше.
Поняв, что сейчас или никогда, я решила вылезти из своего убежища — все же сорок миль не сто. Сделаю вид, что все это время спала и ну никак не могла объявиться!
Да и вообще, можно же испуганную разыграть — мол сама не знаю, как тут оказалась! Теоретически, могли же меня чем-нибудь опоить и принести в машину Макмиллана уже бесчувственную? Могли, конечно. Зачем — это другой вопрос, на данный момент второстепенный.