"Как были убиты ваши дети?"
"Только не вздумайте тянуть из меня подробности!" — Биллингс повернулся на другой бок и с неприязнью уставился на Харпера. "Я сам скажу. Я не из тех, кто привык тут у вас изображать из себя Наполеона или объяснять, что он пристрастился к героину из-за того, что в детстве его не любила мамочка. Вы мне не поверите, я знаю, но это неважно. Мне все равно. Для меня главное — рассказать".
"Я вас слушаю", — доктор Харпер достал из кармана трубку.
"Мы с Ритой поженились в шестьдесят пятом, мне стукнул двадцать один, ей восемнадцать. Она уже ждала ребенка. Это был Денни". — На лице Биллингса появилась вымученная улыбка, которая тут же погасла. "Мне пришлось бросить колледж и зарабатывать на жизнь, но я не жалел ни о чем. Я любил жену и сына. Мы были счастливой семьей".
Вскоре после рождения нашего первенца Рита снова забеременела, и в декабре шестьдесят шестого на свет появилась Шерли. Энди родился летом шестьдесят девятого, к тому времени Денни уже не было в живых. Энди был зачат случайно. Это не мои слова. Рита мне потом объяснила, что противозачаточные средства иногда дают сбой. Случайно? Сомневаюсь. Дети связывают мужчину по рукам и ногам, а женщине только этого и надо, особенно когда мужчина умней ее. Вы со мной согласны?
Харпер неопределенно крякнул.
"Не суть важно. Я его сразу полюбил", — он произнес это с какой-то мстительной интонацией, словно ребенка он полюбил назло жене.
"И кто же убил детей?" — спросил доктор.
"Бука", — тотчас ответил Лестер Биллингс. "Всех троих убил Бука. Вышел из чулана и убил". — Он криво усмехнулся. "Считаете меня сумасшедшим? По лицу вижу. А мне как-то все равно. Расскажу эту историю, и больше вы меня не увидите".
"Я вас слушаю", — повторил Харпер.
"Это началось, когда Денни было около двух, а Шерли только родилась. Ее кровать стояла рядом с нашей, Денни же спал в другой спальне. С какого-то момента он начал постоянно плакать, стоило Рите уложить его на ночь. Я сразу решил, что это он из-за бутылочки с молоком, которую ему перестали давать в постель. Рита считала, что не стоит идти на принцип, пусть, дескать, пьет себе в удовольствие, скоро сам отвыкнет. Вот так в детях воспитывают дурные наклонности. Напозволяют им черт-те чего, испортят, а после за сердце хватаются, когда он в пятнадцать лет подружку обрюхатит или сядет на иглу. Или еще хуже — сделается "голубым". Представляете? Просыпаетесь в один прекрасный день, а ваш сын — "голубой".
Короче, я стал его сам укладывать. Плачет — я ему шлепок. Рита мне: "Знаешь, он все-время повторяет: свет, свет". Не знаю, разве можно разобрать, чего они там лепечут. Конечно, матери — оно виднее…