Разговоры были запрещены, но Олечка, горячая, разомлевшая, расслабленная после полученного удовольствия, под ним вся содрогалась от рыданий, жалобно всхлипывала.
— Тебе неприятно? — спросил Глеб, приподнимаясь и поглаживая ее подрагивающий живот. — Больно?
Она замотала головой, торопливо отирая с пылающих щек слезы.
— Мне хорошо, — шепнула она.
— Так почему?..
Губы девушки снова дрогнули, и она застенчиво, даже стыдливо, произнесла:
— Я просто никогда раньше. ну, вы понимаете. никогда вообще.
— Не кончала?! — изумился Глеб, поглаживая ее нежное бедро. Она судорожно вздохнула, кивнула головой и стыдливо сжала ноги. — Вообще никогда? Де-евочка ты моя.
«А ведь она не знает, кто с ней, — мелькнула у Г леба мысль, яркая как комета и крамольная, как восстание стрельцов. — Понятия не имеет. И сюда ходит наверняка чтоб получить от секса удовлетворение. острых ощущений. но ведь можно ж без них обойтись».
Внезапно Глеб поймал себя на том, что вел себя реально как чудовище. В своем стиле, поддерживая созданный в конторе имидж. Грубо лапал, трахал, драл как хотел, не особо интересуясь желаниями партнерши, был занят только своими ощущениями. и делал это нарочито жестоко, словно девчонка видела, знала своего партнера. Так, словно уже завтра в офисе она в темном уголочке может рассказать подружкам, что шеф ее отжарил так, что и подтираться страшно.
А ведь она не знает.
И никому ничего не расскажет.
А если и расскажет, то о ком?.. О незнакомце, которого подцепила в клубе?..
Ее кожа была нежная и мягкая, удивительно гладкая под пальцами, которыми он провел от вздрагивающего от рыданий горла девушки до ее мягкого животика.
— Ну, не плачь, — шепнул он. Он гладил ее тело, ласкал его ладонями, словно очнувшись от безумия, в котором терзал и мучил это нежное хрупкое создание.
Эта запоздалая ласка, трогательная нежность заставили девчонку совсем раскиснуть; она неловко перевернулась на бочок, пряча горящее лицо, и Глеб ощутил, что снова хочет ее — маленькую, беззащитную, стыдливую, даже после всего того, что здесь только что было, удивительно чистую и трогательную. Поддаваясь внезапному порыву, он приподнял к себе ее зареванное личико и провел пальцем по горячим, вспухшим губам, словно заново начиная игру. Сейчас, немного утолив свой голод, он хотел бы начать все заново, по — другому.
«Она ведь не знает, кто я…»
Ее горячие губы раскрылись так нежно, так чувственно, и она поцеловала его палец вновь, как тогда, в первый раз — мягко, невыносимо мягко и сладко, чуть прихватив его губами и чуть коснувшись языком, так, словно это прикосновение доставляло ей ни с чем несравнимое удовольствие, ласкало чувствительную глянцевую поверхность губ, влажного языка.