— Ты с ума сошел, — зашипел Вадим зло, встряхивая снабженца как следует. — Ты куда лезешь!? Тебе баб мало — ты чего к этой-то полез?!
— Ой, цаца какая, — насмешливо протянул Пал Саныч, приглаживая рыжеватые волосы. — Да чего бы к ней не лезть, она с кем попало путается… тоже мне, святая!
— С кем она путается, а, — встряхивая Пал Саныча едва не зашиворот, шипел Вадим. — Не твоего ума дело, с кем она путается! Ты вообще окабанел в корягу?! Ты мне еще девчонку изнасилуй у меня в кабинете!
— Да кто ее насиловал.
— Увижу тебя еще хоть раз тут, — шипел Вадим, делая страшные глаза, — и вылетишь пробкой! Это я тебе обещаю!
Пал Саныч молча проглотил оскорбление.
С одной стороны, если б его за этим застукал Чу, он бы и разговаривать не стал. А с другой стороны. Пал Саныч отчетливо вспомнил, как Вадим мял податливое тело Мары, и у него от злости даже нос покраснел.
«А сам чем лучше, — с остервенением подумал он. — Тебе можно, а мне нет? Ну ничего; ничего. Я отомщу! Вот раньше колебался, а теперь точно знаю, что отомщу!»
Вадим влетел в кабинет и захлопнул за собой дверь. Олечка плакала навзрыд, собирая с пола свои истоптанные, изломанные Пал Санычем вещи.
— Да оставь это, — махнул рукой Вадим, глядя, как она, всхлипывая, пытается собрать осколки, оставшиеся от пудреницы. — Сейчас уборщицу позовем… ну, не реви! Подумаешь
— Саныч прижал! Да это ж животное. Ну, типа похотливого пуделя. Так и ищет, об чью ногу подро…
Вадим неловко закашлялся, скомкал окончание фразы. Олечка, хныча, уселась на свое место, глотая слезы.
— Он. — рыдала она, отирая мокрое лицо салфеткой. — Он. как шлюху.
— Ну, все, все, — ворковал Вадим, матерясь где-то глубоко в душе, откуда не слышно бранных слов и проклятий. Он налил Олечке воды и она, цокая зубами о стеклянный край, отпила несколько глотков. — Что говорил-то?
— В сорок пятый, — провыла Олечка. — Как.
— А с чего он решил вдруг, — насторожился Вадим, — что ты пойдешь с ним? С кем он тебя видел? Саныч просто так кидаться тоже не станет. И Глеб. Ты учти: Глеб рассказам про братьев, дальних родственников верит с трудом.
Олечка густо покраснела и рыдать перестала, утирая мокрый нос.
— Ну, — допытывался Вадим, — с кем и где? Иначе Пал Саныч так не стал бы наглеть.
Олечка упорно молчала, как партизан на допросе, пряча покрасневшие глаза.
— С ним, наверное, — тихо ответила она, когда молчание стало совсем уж невыносимым, а взгляд Вадима, казалось, прожигал ее изнутри. — Мы приехали вместе.
Вадим, оглушенный новостью, так и уселся на стол, на то самое место, где недавно так вальяжно располагался Пал Саныч.