— Ты там не поместишься, — хладнокровно парировала девушка, привычно не обращая внимание ни на кривляние своего фамильяра, ни на шебаршение кобальтов. — Я серьезно спрашиваю, Эль, где контракт? Граф до него точно не доберется? А то не нравится мне его настроение!
— Я, на самом деле, документ на сохранность отдал Его Темнейшеству, — уже на полном серьезе отозвался Эльхарн, успокаивающе погладив девушку по раскрытой ладошке. — Самое безопасное место, сама понимаешь. Вот куда-куда, а в Пекло даже его Святейшество не доберется, не то, что Орт Лейт. А попробуют папочке права качать, сама знаешь, куда он их пошлёт, не взирая на титулы, чины и заслуги. И это будет даже не Пекло.
— Лайк Рико, избранный Безымянным Богом охотник за душами, ты приговариваешься Братством к запечатыванию дара и клейму отступника, — голос говорившего ледяными каплями стекает по виску наемника, заползая за разодранный воротник рубашки, скребется цепкими паучьими лапками вдоль позвоночника, порождая в нем тысячу болезненных игл, от которых немеют руки, а ноги превращаются в неподъемные колоды…
Боль он терпит, к этому приучен с начала жизни в Обители и в дальних, скрытых от посторонних, «волчатниках», предназначенных для воспитания таких, как он.
Но несправедливость наказания разъедает душу «перевертыша», подтачивает его веру в устои Братства ловцов, которое предало его верного адепта и сейчас готово полностью лишить его части этой бьющейся в агонии ненависти души.
— За… что… — спекшиеся от внутреннего жара и невыносимой жажды губы охотника с трудом могут вытолкнуть наружу пару слов вместе с облачком пара. В этом каземате царит вечный мрак и такой же неизбывный холод.
— За измену, бывший брат Рико, за неисполнение приказа Магистра Братства, — голос все также холоден и безучастен.
— Кх. кхогда…, - не унимается «перевертыш», чувствуя, как ползающая по нему тварь нашла себе местечко под седьмым шейным позвонком и уже прикладывается своим склизким брюхом к намеченной цели.
— Уже, — шесть проколов-ожогов по числу суставчатых лап, двойной укус хелицер, и леденящая молния рассекает его сознание пополам.
— О, Боги, Лайк, вставай! Да, просыпайся ты, грыхово неподъемное бревно! — этот голос ему смутно знаком, он теплый, звонкий и ничуточки не похож на тот, из сна… А, значит, это был сон! Всего лишь редкое ночное видение, отголосок прошлого.
Он, не открывая глаз, перехватывает тонкое запястье тормошащей его девушки, подтягивает ее к себе и шепчет:
— Принеси водички, мамуля, — и тут же с хохотом откатывается на спину, уворачиваясь от затрещины.