Ирина горько вздохнула и собралась было пойти дальше. Но в этот момент мужчина обернулся, и ей стало совсем худо. Потому что и спереди он оказался абсолютным воплощением Ирининого идеала, того самого идеала, который почти каждая девочка буквально в деталях придумывает ещё задолго до достижения половозрелого возраста.
Одно удивило Ирину: мужчина был совершенно неприлично для отца ребёнка школьного возраста молод (не старше тридцати, автоматически отметила она про себя) и не менее неприлично, в её понимании, хорош. Она не любила идеальных красавцев со сладким выражением лица и уложенной волосок к волоску причёской. Ей нравились парни с озорной улыбкой хулигана и души компании. Не злобного хулигана из девяностых, что почти синоним уголовнику, а весёлого, славного хулигана восьмидесятых, этакого Робин Гуда дружных окрестных дворов и любимца пионерлагеря, доброго баламута, заводилы и любителя лохматых голодных дворняг, которые встречают его дружным повиливанием увешанных репьями хвостов. Именно такое лицо было у этого молодого папаши.
Как порядочная девушка Ирина Сергеевна в целях самозащиты сразу же возненавидела наверняка женатого папашу-красавца всеми фибрами своей учительской души и мрачно подумала: "Не дай Бог такого отца в свой класс заполучить. Гад, наверняка! Хорошо, что не мой контингент, молод слишком для отца десятиклассника", — и, энергично помахивая табличкой с надписью «10 «Б», она направилась в актовый зал ждать начала общего собрания.
Август — сентябрь 1999 года. Москва
К несчастью, Ирина Сергеевна не угадала. Красавец оказался именно её контингентом. Когда довольные концертом, директором и открывающимися для их детей перспективами родители начали разбредаться по кабинетам для знакомства с классными руководителями своих чад, именно он первым вошёл в её 408-й.
— Вы ошиблись этажом, начальная школа на втором, а это четвёртый, — буркнула она сквозь зубы и мучительно покраснела. Потому что хамство и неприветливость были отчаянно чужды её жизнерадостной и патологически миролюбивой натуре, а уж хамство и неприветливость в адрес школьников и их родителей и подавно. Красавец, ничуть не смутившись, улыбнулся, чем поверг Ирину Сергеевну в окончательный ступор, и доброжелательно ответил:
— Нет-нет, я не ошибся. Я родитель Алёши Симонова. Он новенький. Вы ведь классный руководитель десятого "Б"? — он выглянул в коридор, посмотрел на табличку, украшавшую дверь её кабинета, и вернулся обратно. — То есть не родитель, конечно, а старший брат. Отец в командировке, а мама заболела, так что я за них, — он обезоруживающе улыбнулся и повёл рукой в сторону парт, — можно войти?