Что до опасности, полагаю, ты и так уже понял, что в этой особенности нет ничего ненормального и необъяснимого, а значит, двойственный маг не опаснее любого другого.
И ещё несколько слов. Раз ты обращаешься ко мне за уточнением, делаю вывод, что привлекающие внимание особенности этого ученика ещё не указаны в официальных списках? Если так, то настоятельно рекомендую не делать этого и впредь. Я в свою очередь буду молчать о твоей находке до твоего возвращения.
При личной встрече всё обсудим и решим, как поступить дальше.
С дружеским поклоном, Бертран де Лаконте»
Гвеннет никогда раньше не видела таких людей. Когда она впервые заметила среди отряда искателей господина императорского советника, ей показалось, будто это один из бессмертных спустился на их земли.
Дело было не в нарядном господском костюме, и не в сверкающей на солнце сбруе его лошади. Он сам, от пронзительного всевидящего взгляда глубоко посаженных чёрных глаз до безукоризненно прямой аристократической осанки, был совершенством. Прекраснее, чем мечта, могущественнее, чем любой из возможных покровителей…
У Гвеннет дух захватило, когда он приблизился. Это было сродни чуду. Пусть он её даже не заметил, но он был так близко… И тогда ей показалось, что это судьба. Это её шанс, ниспосланный богами; возможность, которую нельзя упустить.
У неё никогда не хватало духу просить о чём-то местных искателей — те были слишком простыми, приземлёнными и предсказуемыми, и Гвеннет догадывалась, что в лучшем случае её прогонят прочь, а в худшем она прослывёт местной безумицей. Поэтому она год за годом выслушивала вердикт, что её дар недостаточно серьёзен, и возвращалась домой.
Но этот человек… маг, барон, господин проверяющий… он ведь был выше всех, важнее всех, мудрее всех, в этом невозможно было сомневаться. Не зря ведь он был посланцем самого императора! И кто, если не он, мог рассудить по справедливости? А Гвеннет никогда не сомневалась, что по справедливости её судьба далека от участи простой крестьянки.
Она сама не знала, когда впервые ей в голову пришла эта мысль, когда зародились странные для простолюдинки мечты. Помнила только, что даже близкие никогда не считали её своей.
Гвеннет никто не посвящал в подробности семейных ссор, но из того, что удавалось услышать, она заключила, что отец не считал её родной дочерью. Кажется, однажды он даже пытался её утопить, чтобы не позорила семью своей непохожестью, и, как болтали деревенские, именно тогда у маленькой Гвен проснулся дар. После этого её никто не трогал.
Гвеннет не знала, действительно ли она отличалась от других с рождения, или изменилась, когда почувствовала себя отверженной и услышала гуляющие по деревне слухи о своём происхождении.