− О, как вкусно! − говорит она, широко улыбаясь. Я смотрю на нее. Она никогда не использовала слово «вкусный» как прилагательное для чего-либо, кроме еды.
− Что-то не так? − спрашивает она, жестом предлагая мне догнать ее.
Я провожу пальцем по экрану наручКОМа и смотрю в глаза матери. Ее большие яркие глаза, полные щеки, которые не похожи на глаза женщины, которая несколько дней назад считала дни до своей смерти. «− Глаза − это окно в душу», − всегда говорил отец. Но сейчас я ее не вижу.
− Что случилось, Элла? − спрашивает женщина, похожая на мою мать.
Я качаю головой.
Я хочу в это верить.
Даже если…
Даже если ее лечение было слишком чудесным. Даже если небольшая часть меня сомневалась в этом с самого начала. Я думаю о мигающем красном экране сканера Джули.
Нет. Нет. Она мама.
Она должна быть. Она должна быть.
Мама наклоняется вперед, на ее лице читается беспокойство. − Элла?
Я заставляю себя улыбнуться.
− Прости, мам, − говорю я. − Я просто вспомнила, когда мы в последний раз это делали, − я машу рукой лодкам луззу и толпе туристов.
− Когда мы делали это в последний раз? — с любопытством спрашивает мама.
Я смеюсь, мой голос слишком высокий. Внутри я кричу, кричу!
− О, мам! Ты всегда называла это «своим последним хорошим днем». В тот день, когда ты, я и папа приехали сюда, в Нижний город, как раз перед тем, как тебе поставили диагноз.
− Мой последний хороший день? − переспрашивает мама, и медленная улыбка расцветает на ее лице.
Я киваю. − Разве ты не помнишь? Ты, я и папа приехали сюда на пикник на пляж. Это было до того как ты заболела.
Это ложь. Все это. Мы никогда не были на пикнике в Нижнем городе, и даже если бы были, это не последний хороший день мамы. Ни в коем случае. Ее последний хороший день тот, который она повторяет в каждых грезах, снова и снова.
Дом в Рабате, танцы с папой, когда я была маленькой.
Я стараюсь не выглядеть очевидной, ожидая ответа мамы. Я чувствую себя так, словно нахожусь на острие ножа, мои ноги разрезаны лезвием, и я шатаюсь словно на ветру.
− О, конечно! − восклицает мама, ее голос звенит от смеха. − Как я могла забыть?
Теперь я знаю. Действительно знаю. Эта женщина − не моя мать. Я не знаю, кто она, но точно знаю, кто не она.
− Давай, пошли! У меня для тебя сюрприз.
Она тянет меня к луззу, но я отстраняюсь. − Сюрприз?
− Я хочу отвезти тебя кое-куда.
Мой желудок сжимается от страха. Пойти куда-нибудь? С этой… штукой? Эта штука, похожая на маму? Террористы умны − достаточно умны, чтобы сделать копию мамы, чтобы найти способ остаться со мной наедине. Что им от меня нужно? Держать меня ради выкупа, чтобы моя мать передала свои исследования?