Лицо Джека бледнеет. Он просто уставился на меня, не говоря ни слова.
— Что? — требовательно спрашиваю я.
— Но ты ведь помнишь Акилу, верно?
Моя рука машинально тянется к медальону удачи с цифровым снимком Акилы и меня внутри. У неё есть такой же.
Джек запускает пальцы в волосы.
— Я слышал, что государство использует подсознательные импульсы, чтобы контролировать людей, — бормочет он. Он окидывает меня оценивающим взглядом, — но это так необычно…
— Откуда ты знаешь Акилу? — снова требую ответа я. Меня не заботит, в какие лживые игры он играет; мне нужны ответы.
Какое-то время Джек молчит. Он выглядит так, словно тщательно подбирает слова.
— Мы с Акилой были в одном подразделении.
— Она никогда не упоминала о тебе.
— Возможно она не считала нужным, чтобы ты слышала обо мне.
Я пронзаю его взглядом.
— Очевидно — нет.
— Нет… Я имею в виду…,- Джек рычит от отчаяния.
— Давай просто выясним это, прямо сейчас, — отрывисто говорю я. Я поднимаю запястье, скользя пальцами по поверхности наруча.
— Что ты делаешь? — требует Джек.
— Звоню Акиле. Если она тебя знает — она скажет мне.
— Нет, не нужно! — он пытается отвести мою руку в сторону.
Я прищуриваю глаза. Мои пальцы по-прежнему на наруче — не на контакте Акилы, а на номере полиции.
Губы Джека искажаются, но не в улыбке. Это испуг. В его глазах появляется чувство, самое печальнее из того, что я когда-либо видела. Желудок сжимается, а тело трепещет от страха. В голове вспыхивает предупреждение, и я вдруг вспоминаю тот день, когда папа пришёл в мою спальню, чтобы сказать, что у мамы болезнь Хебба.
— Акила мертва, — говорит Джек, и меня поражают не его слова, а тон, полный сочувствия и скорби.
Глава 19
Из меня будто выкачали весь воздух, я пячусь от Джека, словно он ударил меня. Но затем я качаю головой, отбрасывая сбивающие с толку мысли.
— Я говорила с ней, меньше чем час назад, — уверяю я.
— На самом деле, — нет, — говорит Джек ужасно низким, монотонным голосом.
Я внимательно изучаю его лицо, но не смотря на то, что он прячется под маской, в его глазах отражается вся правда, горе. Его плечи ссутулились, признавая поражение. У него атлетически сложенное тело — тело солдата, с быстрыми рефлексами, твёрдой челюстью, свидетельствующей о том, что он видел больше, чем следовало.
Но не важно, как сильно он верит в то, что говорит. Он определённо лжёт. Или сумасшедший. Или и то, и другое.
Я опускаю взгляд на его руку и замечаю, что он мнёт рукав куртки на запястье. Вспоминаю, что у него нет наруча.
— Ты не за решёткой, — говорю я. — Ты в бегах. Ты… ты дезертировал из армии, так ведь?