— Хуже! — закричал Курион, не слушая меня. — Много хуже, любезный друг Антоний! Она пригласила меня к себе на вечер!
— Ну и отлично! — сказал я, хлопнув в ладоши. — Разве не этого ты хотел? Мечта сбылась, чего же еще ты ждешь от Фортуны? Теперь настало время действовать!
Антония захохотала, и я рявкнул:
— Выйди, женщина!
Она смерила меня презрительным взглядом, но ушла, Курион же рухнул на колени в изнеможении.
— Никогда не видел такого долбоеба, — сказал я.
Курион обнял мой пол и сказал.
— Она отвергнет меня!
— Слушай, судя по тому, что о ней говорят, она особо никого не отвергает.
Я сел на корточки с ним рядом, поднял его за шкирку. Курион горько плакал, и от него несло вином.
— Понятно, — сказал я. — Нажрался утром и без меня. Лучше друга нет.
Курион сказал:
— Антоний, я умру, если она не станет моей. Хотя бы на одну ночь, большего мне не надо! Но этого никогда не случится!
— Да почему не случится?
— Потому что она даже не обратит на меня внимания!
— Твой папаша богат, как Крез, ну, или как Красс. Непременно обратит. Если они хотят изменить мир или, тем более, его разрушить, им нужны деньги. Ты очень привлекателен в этом плане.
Она схватил меня за руку.
— Ты должен пойти туда со мной, Антоний!
— Меня никто не приглашал!
— Я приглашаю тебя!
— Ты вроде бы еще не женился на Клодии, — пожал плечами я.
— Да тебя пустят, там не строгие порядки, я обещаю.
Вообще-то мне не слишком хотелось видеть этих Пульхров, однако же Курион выглядел крайне отчаянно.
— Хорошо, я скажу Антонии.
— Нет, — сказал Курион. — Ты должен явиться без нее! Там будет все очень…неоднозначно.
— Что?
— Разврат, безоговорочный разврат.
— Ну и хорошо, — ответил я. — Может, она чему-нибудь научится. В конце концов, должен же я проводить время со своей женой.
— Антоний, — сказал Курион. — Притворись моим любовником!
Я отпустил его, и он ударился головой об пол, выругался.
— Чего? — спросил я.
— Клодия Пульхра любит развратных мужчин, которым неведомы половые ограничения!
— Я тебе сейчас голову оторву, — сказал я.
— Хотя бы на один день!
— Ты что, больной? Совсем охерел со своей Пульхрой.
— Антоний!
— Пошел на хер! Я не буду позорить свое имя из-за того, что тебе не терпится присунуть цыпе, которая любит, чтобы мужики пехались.
— Ладно-ладно, — сказал он. — Но ты пойдешь со мной! Чтобы, если я онемею, ты мог поддержать разговор и все такое!
— Но никакой херни этой педерастической? — спросил я.
— Никакой херни!
Но, знаешь что, думаю, он мне наврал. Во всяком случае, Луций, судя по тому, что потом лепил в своих речах против меня Цицерон, Курион наплел что-то такое Клодии и, желая показаться большим мужчиной, оставил мне незавидную участь в его истории. Если бы Курион был жив к тому моменту, как этот слух всплыл, я бы его убил, хоть это все и чрезвычайно смешно.