— Деньги для них ничто. Плевали они на деньги.
И, в общем, я лишний раз убеждался в том, что идти наперекор любовным движениям души человеческой — занятие пустое и неблагодарное, куда лучше поддерживать их в нужном тебе ключе. Но тогда я этого еще не умел. Я вообще ничего не умел и ни к чему не был приучен. Теперь, спустя многие годы, когда я стал тем, кем я стал, со всеми достоинствами и недостатками моего положения, я уже не удивляюсь тому, что увидел во мне Цезарь. Но ведь будущего он не знал, а как можно было разглядеть во мне что-нибудь потрясающее тогда — ума не приложу.
Но вернемся с тобой, милый друг, к проблемам бедного Куриона, который не знал уже, как стать частью доблестной семьи Клодиев. И, хотя он защищал Клодия перед народным собранием и оказывал всяческие знаки внимания Клодии, ему все не удавалось пообщаться с кем-нибудь из них достаточно долго, и он довольствовался тем, что ходил послушать Клодия, выступавшего перед народцем.
А когда возвращался, то аж дрожал от желания свергнуть диктатуру отцов и все такое прочее, и сразу бежал ко мне, рассказать, что на этот раз удумал этот безумец.
— Клодий Пульхр сказал, что нам нужно быть готовыми до основания уничтожить старый порядок! Преступления и богохульства освободят нас, потому что тогда мы поймем, что ни отец, ни Юпитер не смогут удержать нас…
— У него проблемы с папочкой, — сказал я. — И у тебя проблемы с папочкой.
— Священная ярость ради нашего народа! Мы пожертвуем собой ради черни, совершим величайшие преступления ради людей! Пожертвуем своими сердцами и жизнями ради их будущего!
— Ого, — сказал я. — Настоящий патриций, куда уж нам всем, плебеям, до него.
— Его сердце полно благородства!
— Неизмеримого!
И так далее и тому подобное. Знаешь, что самое ужасное равно во влюбленных людях и в людях, одержимых какой-либо идеей (читай: тоже влюбленных)? У них совершенно исчезает здоровая самоирония. Грешил ли тем же самым я, когда был влюблен, скажи мне честно? Если да, то у меня есть еще хотя бы один повод наложить на себя руки (на счету каждый, и ты мне здорово поможешь).
Так вот, я изрядно задолбался слушать про Красавчика Клодия (как позже я задолбался слушать про него от тебя), и как раз тогда, когда мое негодование на эту парочку, лишившую ума моего лучшего друга, достигло предела, Курион вдруг ворвался ко мне домой и, игнорируя Антонию, которая игнорировала его, закричал, вцепившись в свою тогу.
— Антоний, я умру! Умру!
— Клодия Пульхра тебя отвергла? — спросил я. — Ты извини, я тут немного занят.
На самом деле я не был занят, просто злился, и Антония хмыкнула.